Источник : ГАРФ, Ф. Р- 7523. Оп. 89. Д. 44 08. Л. 10.
Два фактора объясняют концентрацию бандитизма на западных границах СССР. Во-первых, высокий уровень бандитизма прямо ассоциировался с регионами, длительное время находившимися под германским контролем в годы войны, где “бандиты пользовались изменениями обстановки на фронте, чтобы грабить и вырезать население в неспокойное время… Немцы обычно оставляли их в покое, если сами не подвергались нападениям с их стороны, а это бывало довольно редко”[10]. Советские данные явно подтверждают мнение Омера Бартова о том, что такие серьезные уголовные преступления как убийства, изнасилования, грабежи и воровство были необычайно частым явлением на оккупированных немцами восточных территориях[11]. Но значительное число преступлений, совершавшихся во время немецкой оккупации, кажется пустяком по сравнению с тем беспорядком, хаосом и опустошением, которые сопровождали отступление немцев. Германская тактика “выжженной земли”, как и предшествовавшая ей советская, привели к полной деградации оккупированных зон. При отступлении немцы взрывали постройки, разрушали дороги и мосты, что приводило к полной разрухе и социальному коллапсу. Уже 24 декабря 1941 г., когда германские войска отступили после поражения под Москвой, был издан приказ о разрушении деревень: “Все стога сена и соломы, пищевые продукты и т. п. должны быть сожжены. Все печи в домах должны быть разрушены ручными гранатами, чтобы сделать их использование невозможным”[12]. Лишения порождали естественный вопрос — как выжить? Логика его решения, совершенно очевидно, подталкивала людей к тому, чтобы встать на путь преступлений в послевоенные годы[13]. Драматическая эскалация уголовной преступности с 1946 по 1947 гг. напрямую связана с демобилизацией Красной Армии, когда уставшие от войны солдаты возвращались домой к родным, пострадавшим, наверное, не меньше, чем все воюющие армии вместе взятые[14].
Историк В. Ф. Зима убедительно продемонстрировал, что резкий всплеск преступности был в большой степени вызван голодом 1946–1947 гг[15]. Хищения государственной собственности за год увеличились на 43,7 %. Бандитизм, разбой и грабежи возросли вдвое[16]. Но гораздо более распространенными преступлениями стали мелкое воровство пищевых продуктов и одежды.
Вторым фактором, игравшим свою роль в распространении преступности в западных районах, был антисоветский национализм: уголовный бандитизм и разбой были типичными для территорий, аннексированных после советско-германского пакта в августе 1939 г. Как уже говорилось, на Литву и Украину приходится треть проявлений послевоенного бандитизма на территории СССР. Очевидно, что здесь имело место особое, хотя и не совершенно исключительное явление: слияние социального бандитизма с антисоветским националистическим движением.
Однако было бы ошибкой полагать, что бандитизм был широко распространен только в западных областях СССР. Почти треть его проявлений приходилась на двадцать центральных областей России и концентрировалась в Москве или вокруг нее (5,1 %). Да и в других регионах в послевоенные годы дело обстояло явно неблагополучно.
Основная причина того, почему эта важная тема долгое время не рассматривалась в исторической литературе, связана, главным образом, с советским законодательством в области государственной тайны. Даже после либерализации законодательства о государственной тайне после августа 1991 г., вплоть до лета 1996 г. доступ к советской уголовной статистике регулировали старые правила. И если в воспоминаниях людей часто встречались свидетельства о терроре и насилии послевоенных лет, то первое конкретное указание о размахе преступности в этот период автор получил, когда в 1996 г. он, первый среди западных историков, начал работать с рассекреченными материалами. Тогда были собраны и проанализированы данные, частично приведенные в настоящей книге.
Бандитизм и советская социальная история послевоенного времени
Один из самых явных признаков общественного страха перед уголовным бандитизмом в послевоенные годы является содержание писем, которые тысячами поступали в различные учреждения и в редакции советских газет. Часть из них сохранилась в архивах. Такие письма отчаянно взывали к властям с требованием восстановить порядок и законность. Например, рабочие Саратова осенью 1945 г. писали, что “…с началом осени Саратов буквально терроризируют воры и убийцы. Раздевают на улицах, срывают часы с рук — и это происходит каждый день… Жизнь в городе просто прекращается с наступлением темноты. Жители приучились ходить только по середине улицы, а не по тротуарам, и подозрительно смотрят на каждого, кто к ним приближается”[17]. “День не проходит без того, чтобы в Саратове кого-нибудь не убили или не ограбили, часто в самом центре города при ярком свете. Дошло до того, что единственные, кто ходят в театр или кино, — это те, что живут рядом буквально в следующую дверь. Театр Карла Маркса, расположенный в пригороде, по вечерам пустует”[18].
Есть в советских архивах еще один ценный источник, отражающий послевоенный страх общества перед бандитами. Как давно уже подозревали на Западе, сотрудники НКГБ и МГБ регулярно следили за перепиской людей. Хотя это часто делалось в порядке текущего наблюдения за политической благонадежностью подозреваемых, советская тайная полиция также регулярно задерживала почтовые отправления, не имея ввиду какое-либо конкретное лицо, а с целью того, чтобы просто “держать руку на пульсе” общественных настроений. Работая в архивах СНГ в последние годы, автор натолкнулся на сотни докладов, основанных на перлюстрации корреспонденции, в которых есть все — от оценки квалификации школьных учителей и качества медицинского обслуживания на местах до административного произвола и реакции людей на отдельные мероприятия властей. Есть здесь, конечно, и свидетельства о бандитизме[19]. В послевоенные годы регулярная задержка частной корреспонденции внутри страны и работа с ней осуществлялась отделом “В” Министерства госбезопасности под бдительным управлением генерал-майора М. В. Грибова. Выдержки из писем распределялись по категориям, печатались и перепечатывались и регулярно направлялись в соответствующие гражданские и военные органы — как по официальным запросам, так и с целью заставить начать расследование подозрительных случаев злоупотреблений на местах или вопиющей безответственности.
Показателем серьезности проблемы преступности в послевоенный период является совершенно секретный доклад, полученный Л. Берия в конце ноября 1946 г. В этом донесении содержалось 1 232 упоминания об уголовном бандитизме, извлеченных из частной переписки граждан в период с 16 октября по 15 ноября 1946 г. и касавшихся только шести областей (Московской, Курской, Ивановской, Орловской, Смоленской и Сумской). Всего лишь несколько примеров из этих писем свидетельствуют о катастрофическом распаде социальных норм в советском обществе в послевоенные годы[20].
Столько грабежей и убийств. Ты, возможно, знаешь Василия Масленникова в Никольском. Он и его жена везли картошку в Иваново, когда на них напали и избили люди в масках… Не так давно Нюрка Ключарева возвращалась домой с электрички в 11 часов утра. Когда она проходила мимо избушки Бликиной, которая в лесу, кто-то напал на нее, свалил на землю, схватил за горло и, угрожая ножом, требовал деньги.
…Много новостей в нашей деревне. Кто-то задушил старуху, а в Черняке убили дедушку Ольшанского. Его труп до сих пор не нашли. Много воровства. Ужасно идти домой одному ночью или даже вечером. Какая-то банда вытворяет вещи выше всякого понимания.
10
Данные польской разведки. См.: National Archives, College Park, Maryland (NARA). RG226. Records of the Office of Strategic Services, Research and Analysis Branch Division. Intelligence Reports (“XL”Series, 1941–1946). XL. 48988. Датировано 30 октября 1944 г. Рассекречено под номером NND947020. Основная информация советских источников о бандитских группах военного времени содержатся в совершенно секретном докладе начальника ГУББ А. Леонтьева заместителю руководителя НКВД Круглову, датированном 30 августа 1944 г. См.: ГАРФ. Ф.Р-9478. Главное управление по борьбе с бандитизмом МВД СССР (ГУББ МВД/НКВД СССР, 1938-1950-е гг.). Оп. 1. Д. 63. Л.1-197.
11
O. Bartov.
12
Цит. по: W. Moskoff.
13
См. дискуссию в сборнике:
14
После продолжительного обсуждения ученые пришли к согласию, что общие потери СССР за годы войны оцениваются примерно в 27 млн. человек. Только безвозвратные потери Красной Армии по данным, приведенным Г. Ф. Кривошеевым, составили 8,7 млн. человек. Общее число погибших во время гитлеровской оккупации мирных граждан оценивается в 13,7 млн. человек, в том числе преднамеренно было истреблено гитлеровцами на оккупированной территории 7,4 млн человек. См.: Людские потери СССР в период Второй мировой войны. СПб., 1995, С.75, 125, 127.
15
В. Ф. Зима. Голод в России 1946–1947 гг. //
17
Сводка писем, поступивших в газету «Правда» о бандитизме, воровстве и хулиганстве 17 ноября 1945 г. РГАСПИ, Ф. 17. Оп. 122. Д.118. Л. 92–93. Цит. также у Зубковой. См.: Zubkova.
19
В своей статье о полицейском надзоре в СССР в 1920-е годы Питер Холквист заметил, что значительная часть материалов этого времени состоит из такого рода докладов, содержащих данные об общественных настроениях. См.: P. Holquist. «Information is the Alpha and Omega of Our Work»: Bolshevik Surveillance in its Pan-European Context //
20
См. итоговый доклад под грифом «совершенно секретно» от руководителя МГБ В. С. Абакумова на имя Л. П. Берия и его заместителя С. Н. Круглова от 28 ноября 1946 г. (ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп. 2. Д. 152. Л. 546–552). Аналогичные сведения содержатся в итоговом докладе от 13 января 1947 г. по двум областям Украины, где упоминаются 1 699 случаев бандитизма. (ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1. Д. 710. Л. 10). Как правило, секретная часть дел областных партийных комитетов содержит копии этих докладов, предназначенных для сведения районных и областных отделов МГБ. Подобные информационные сводки в последнее время стали одним из основных источников для изучения советской общественной культуры. В качестве примера исследований, в которых замечательно используются эти источники, можно назвать: H. Kromiya.