Последний вопрос непосредственно связан с дискуссией о том, какое влияние бандитизм, процветавший на советской территории во время и после Второй мировой войны, оказывал на трансформацию системы в последние годы жизни Сталина. Существует два подхода к рассмотрению этой проблемы. С одной стороны, очевидно, что страх и отсутствие безопасности порождали в массах стремление к утверждению советской законности и порядка. Поздний сталинизм развивался не в вакууме — усиление государственного контроля, даже в ущерб гражданским свободам, приветствовалось достаточно широкими слоями населения страны, которые видели в преступности главную угрозу жизни и имуществу людей. Как замечал житель Московской области в письме своему сыну в 1946 г.: “Давно пора милиции делать то, что ей положено: защищать спокойствие граждан”[41]. Осенью 1945 г. член партии А. С. Ганенко писал из Архангельска в “Правду”: государство “должно принять срочные и решительные меры в борьбе с бандитизмом. Мы хотим, чтобы наши города восстали из пепла и стали оживленными, шумными, веселыми”[42].
Многочисленные источники показывают, как советские руководители реагировали на этот призыв. В феврале 1947 г. заместитель начальника отдела партийного контроля Поздняк написал гневный доклад на имя секретаря ЦК Н. С. Патоличева, настаивая на срочных и решительных карательных мерах, чтобы одолеть настоящую эпидемию вооруженных нападений:
Неэффективная борьба с преступностью вызвала широко распространенное общественное недовольство работой органов милиции. В отдельных областях избиратели требуют: “Когда же вы начнете борьбу с воровскими притонами, которые теперь стали обычным делом в Архангельске?” Из Костромы: “Когда же вы покончите с хулиганством в городе?” Из Ленинграда: “Какие меры вы предпринимаете в борьбе с преступностью?” “Что вы делаете по борьбе с бандитизмом и воровством в Туле?”. И из Челябинска: “Когда органы милиции действительно начнут борьбу с хулиганством и воровством и вернут порядок в этот город?”[43]
В 1946–1947 гг. советские тюрьмы, ИТК и ИТЛ оказались переполненными из-за притока мелких преступников, по мере того как милиция развертывала борьбу с бандитизмом. По указу от 4 июня 1947 г. в 7-10 раз был увеличен максимальный срок наказания за мелкое воровство — вплоть до 25 лет лишения свободы вместо 1–2 лет (при условии смягчающих вину обстоятельств). Новый указ игнорировал эти обстоятельства и увеличил среднюю продолжительность срока заключения до 7 лет. В результате к концу 1947 г. почти 80 тыс. заключенных находились в местах лишения свободы за нарушение пресловутого “закона о пяти колосках” от 7 августа 1932 г. Кроме того еще 300 тыс. человек были приговорены к различным срокам наказания за нарушение указа от 4 июня 1947 г. С 1946 по 1947 гг. общее число заключенных на длительный срок (лишение свободы на 10 и более лет) выросло в 100 раз (до 16 260 заключенных), в 1948 г. — в 3,8 раза достигнув цифры 60 тыс. человек[44]. Больше всего от массовых арестов и депортаций пострадали жители Западной Украины и Прибалтики[45].
Вступив в “борьбу с бандитизмом”, советское государство не только реагировало на призыв общества к восстановлению нормальной жизни после войны, но также и получило возможность расширить свои полицейские прерогативы за счет граждан. Используя послевоенный кризис, связанный с ростом бандитизма и насилия, в последние годы сталинизма карательный аппарат быстро разрастался. Возникала ситуация, описанная историком Жаком Берке: “разбойничество не только обнажало болезни общества, но и давало повод для [государственного] вмешательства и узурпации прав граждан”[46].
Масштаб трансформации советских органов внутренних дел в ходе “борьбы с бандитизмом” показан в табл. 1. Численность агентуры и осведомителей в системе уголовного розыска МВД за первые два года Второй мировой войны выросла вдвое и снова удвоилась между 1943 и 1950 гг. В борьбе с преступностью советское государство все больше полагалось на агентуру — сеть осведомителей. Статистика показывает, что неоправданно большое значение, придававшееся осведомителям из уголовной среды, стало неотъемлемой чертой работы органов. И хотя после смерти Сталина в марте 1953 г. очень скоро произошло осуждение самых репрессивных сторон его политики, можно проследить интересный феномен: после 1953 г. сеть агентов советской милиции в уголовной среде действительно подверглась проверке и была значительно сокращена, но даже после всех сокращений численность осведомителей на протяжении последующих трех десятилетий превышала довоенный уровень в три раза. Со сталинских времен советские органы внутренних дел унаследовали привычку полагаться в своей работе на агентуру.
В то же время война стала подлинным водоразделом в умонастроениях советских властей. Внешне гордые победой, они тем не менее трезво смотрели на ту огромную цену, которая была за нее уплачена. Приведу в качестве иллюстрации слова одного офицера, пережившего Вторую мировую, который во время войны в Чечне наотрез отказался преследовать бандитов в своем секторе: “Я не для того пережил Великую Отечественную войну, чтобы погибнуть от рук чеченских бандитов”[47]. Поэтому, более пятидесяти лет спустя, нам еще предстоит понять, какого рода ограничения война накладывала на возможности советской государственной власти[48].
Таблица 1. Численность агентурно-осведомительной сети Уголовного Розыска МВД СССР, 1942–1951 гг.
С 1943 до 1950-го года количество осведомителей увеличилось на 215,16 %.
*В том числе платных — 2293 (1948); 2121 (1949); 1962 (1950); 1761 (1951).
**Включается в категории «Агентов».
Источник: ГАРФ, Ф. Р-9415. Оп. 5. Д. 208. Л. 2об.-3 (1942 г.); Д. 210. (1943 г.); Д. 211. Л. 26–31 (1944 г.); Д. 214. Л. 27–30 (1945 г.); Д. 217. Л. 5–9 (1946 г.); Д. 221. Л. 7-10, 30–31 (1947 г.); Д. 225. Л.52–55 (1948 г.); Д. 229. Л. 27–30 (1949 г.); Д. 235. Л. 27–31 (1950 г.); Д. 289. Л. 16–18 (1954 г.).
Глава 2. Агентура
“Нам страшны не откровенные враги, а те, кто с родным словом на устах идут к нам, чтобы разорвать нам душу, сея зерна розни в сердцах”.
Сеть советских осведомителей и украинское националистическое подполье в Галиции в 1944–1948 гг
Действуя по наводке местных источников, вооруженный отряд НКВД произвел в Коломыйском районе нападение на местный штаб СБ — “Службы безпеки” (службы безопасности), или контрразведки украинского националистического подполья. В перестрелке сотрудники спецгруппы НКВД убили начальника районного штаба контрразведки повстанцев, известного под оперативным псевдонимом ЯРОСЛАВ[50].
Обыскав штаб-квартиру, сотрудники НКВД обнаружили большое количество материалов из архива украинского националистического подполья. Их внимание особенно привлек один такой документ — подробный 20-страничный анализ методов работы советской тайной полиции на Западной Украине, озаглавленный “Агентура НКВД-НКГБ в действии”. Этот редкий источник был напечатан ограниченным тиражом специально для руководства СБ. Брошюра представляла собою своего рода “Молот ведьм” — это было учебное руководство по охоте на советских шпионов.
Данный документ был настолько точен, что его незамедлительно передали наверх по инстанциям, так что в итоге он лег на стол генерал-лейтенанта Т. А. Строкача, в то время заместителя Наркома Внутренних Дел Украины. От него он попал к генерал-лейтенанту А. М. Леонтьеву — начальнику Главного Управления по Борьбе с Бандитизмом (ГУББ), секретного подразделения Наркомата Внутренних Дел СССР, отвечавшего за так называемые спецгруппы, или тайную агентуру, и за диверсионные операции против бандитов и подпольных националистических групп[51]. Возможно, самым лучшим доказательством достоверности этого источника служит сопроводительное письмо к нему, подписанное самим Строкачем и содержащее пометки, сделанные синим карандашом рукой Леонтьева. Вот что писал Строкач: “Автор инструкции не установлен, но ее содержание удостоверяет тот факт, что в СБ есть бандиты [т. е. повстанцы — Дж. Б.], которые хорошо знают методы работы органов НКВД-НКГБ, и даже возможно, что они когда-то работали в наших органах”[52].
44
ГАРФ. Ф. Р-9492. Оп. 6. Д. 14. Л. 14. В. Ф. Зима.
45
В. Н. Земсков. Принудительные миграции из Прибалтики в 1940-50-х годах //
46
J. Berque.
О подавлении польского послевоенного диссидентского движения в духе советской «борьбы с бандитизмом» см.: J. Micgiel. «Bandits and Reactionаries»: The Suppression of the Opposition in Poland, 1944–1946 //
Сравнительно-исторические исследования о том, как государство использует преступность, чтобы консолидировать полицейскую власть см.: Th. W. Gallant. Brigandage, Piracy, Capitalism and State-Formation: Transnational Crime in an Historical World-System Respective //
48
Дискуссию на эту тему см.: N. Tumarkin.
49
ГАРФ. Ф. Р-9478 (ГУББ МВД/НКВД СССР,1938–1950 гг.). Оп.1с. Д. 643. Л. 181–199. Данный экземпляр этого документа был направлен Наркомом Внутренних Дел УССР Т. А. Строкачем Наркому Внутренних Дел СССР В. С. Рясному 8 февраля 1946 г. Брошюра подпольщиков была одной из нескольких “антисоветских листовок”, распространенных во Львове в ночь на 3 февраля 1946 г. Юрий Клен — псевдоним украинского писателя из местных этнических немцев (Volksdeutsche) Освальда Бургхардта, автора “Проклятi роки” (“Проклятые годы”).
Здесь и далее ОУН — аббревиатура Организации Украинских Националистов, а УПА — Украинская Повстанческая Армия, возникшая на базе ОУН после июля 1941 г. Вопреки впечатлению, возникающему при знакомстве с советскими архивами, украинское подпольное движение сопротивления не было единым — оно представляло собой пестрое сочетание множества соперничающих группировок, методы и программы которых значительно отличались друг от друга. См.: J. A. Armstrong.
50
Двумя основными структурами советской тайной полиции были Народный Комиссариат Внутренних Дел (НКВД) и Народный Комиссариат Государственной Безопасности (НКГБ). В марте 1946 г. они были переименованы, соответственно, в Министерство Внутренних Дел (МВД) и Министерство Государственной Безопасности (МГБ). Спецгруппы подчинялись Главному Управлению по Борьбе с Бандитизмом (ГУББ) в составе НКВД. Обычно они возглавлялись тройками, состоящими из представителей НКВД и СМЕРШ (советская военная контрразведка) в звании не ниже младшего лейтенанта. Подробные списки сотрудников ГУББ по Западной Украине по состоянию на май месяц 1946 г. см.: ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп.1. Д. 527. Л. 109–117.
51
Главной задачей агентов ГУББ было проникновение в ряды повстанцев, саботаж и уничтожение антисоветской оппозиции. Советский Военный Энциклопедический Словарь (М., 1983) определяет “диверсию” как “действия отдельных лиц или групп (отрядов, частей или партизанских соединений) в тылу противника с целью вывести из строя военное производство или другие объекты, вмешаться в командование и контроль, перерезать коммуникации и уничтожить личный состав и вооружение”. Цит. по: I. G. Starinov
52
ГАРФ. Ф. Р-9478. Оп. 1с. Д. 643. Л. 13. Письмо с грифом “совершенно секретно” Т. Строкача (в то время занимавшего должность заместителя Наркома Внутренних Дел Украины) А. В. Леонтьеву, возглавлявшему ГУББ НКВД СССР в Москве, датированное 30 декабря 1945 г. В английском издании автор последовательно переводит термин “бандит”, употребляемый в советском источнике, как “повстанец” (rebel), “бандгруппы” — как “банды повстанцев” (rebel bands), а “бандпроявления” — как “акции повстанцев” (rebel actions). Тем самым автор проводит различие между антисоветскими операциями повстанцев и активностью настоящих уголовных банд, которые советскими официальными документами объединяются в одну категорию.
На первой странице документа имеется запись Леонтьева, сделанная жирным синим карандашом: “Константинову: Ознакомиться с этим документом, [передать] руководителям в Вашем отделе. (3.12.1946)”. Рукой Константинова ниже приписано: “Тов. Горошенко, Старочук, Шаранов: Тщательно изучить и выдвинуть предложения. Константинов. (4.1.1946)”.
Доклад “Агентура НКВД-НКГБ в действии” представляет собой русский перевод оригинального документа на украинском языке. См.: Там же. Л. 14–34. Его положения поразительно совпадают со стандартным советским руководством по подготовке сотрудников НКВД для организации “информационно-осведомительных сетей”. См.: Государственное Политическое Управление Украинской ССР. Секретно-оперативное Управление. Отдел информации и политконтроля.