— Все там хорошо, но почему-то многие уходят из жизни по своей воле, сильные, крепкие духом мужчины накладывают на себя руки, — говорил один из них, — я так слышал. А заработки там будь здоров!
Поговорили, поговорили, да и забыли. У каждого были свои заботы.
На планете Лассар вкалывал, что называется, от души, каждодневно выветривая под ураганами планеты земные проблемы и обиды, и вскоре они вообще как-то стерлись и стали просто неприятным воспоминанием. Тем более что появилась Мелисетта. Она появилась неожиданно. Лассар трудился в своем забое, как вдруг понял, что кто-то работает возле него, чья-то кирка взлетает и опускается рядом. Он поднял глаза и увидел ее, Мелисетту. Она усердно взрыхляла почву и извлекала из нее красные рубины и зеленые изумруды. После работы она взяла его за руку, и вместо барака он очутился в приятном, уютном доме Мелисетты. Жизнь стала совсем иной.
Обычно Мелисетта работала молча, а дома давала волю красноречию, словно наверстывая упущенное. Стены наполнялись щебетанием и переливами мелодичного голоса. На пятый день у Лассара невольно промелькнула тревожная мысль: "Да помолчала б ты хоть чуть-чуть!"
Мелисетта захлебнулась на полуслове, остановив словесный поток, и продолжала кухонную работу молча. И, пока он не заговорил с ней, она молчала, кротко поглядывая в его сторону.
"Наверное, обиделась, — решил Лассар, — но я же ничего ей не сказал. Ладно, потом разберемся. Во всяком случае, это хорошо, что жена умеет помолчать и притом вовремя".
Шли дни, месяцы. Жизнь текла своим чередом. Как-то, обняв Мелисетту, Лассар огорчился, что талия чуть велика.
"Надо бы похудеть, хотя бы вот так", — подумал он и крепче сжал талию Мелисетты руками. Ослабив объятия, Лассар с удивлением отметил, что талия осталась точно такой, какой он представил, когда с силой обхватил ее руками. Мелисетта похорошела прямо на глазах.
"Красавица, — похвалил ее про себя он, — стройная, милая, ну прямо прелесть, наконец-то нашел, кого искал".
Лето на планете сменилось осенью, пришло время охоты, надо было запасаться на зиму. Морозы на планете стояли лютые, с сильным ветром и большим снегом, жители зимой отсиживались по домам.
"Одному опасно и тяжело, помощника бы. Вот если б Мелисетта умела хотя бы стрелять, и то бы было легче", — размышлял он.
Утром Лассар подскочил как ужаленный. Где-то рядом с домом грохотали выстрелы. Он схватил винтовку, выпрыгнул в окно и змеей пополз на выстрелы. Удивлению его не было предела — Мелисетта стреляла по жестяным банкам. Продырявленные банки слетали с бревна одна за другой, Мелисетта тщательно прицеливалась и плавно нажимала на спусковой крючок. Последняя банка покатилась под откос, гремя по камням. Ни одного промаха!
— Браво, Мелисетта! — крикнул он.
"Метров со ста стреляла, не менее, ну и молодец, женщина", — оценил ее работу Лассар.
В лес он шел без страха, рядом шагала Мелисетта. Охота была удачной. Зверь, похожий на земного оленя, не сумел избежать пули и теперь лежал, уставившись в небо неподвижными глазами.
"Хорош зверюга, — поглаживая красивую шерсть, рассуждал Лассар, — но как же теперь эту гору мяса дотащить, ведь на себе придется, и шкура бы пригодилась, а она тоже кое-что весит".
Он ловко снял шкуру и теперь рубил тушу. Мелисетта сидела поодаль и с любопытством приглядывалась к его работе. Топор взлетел последний раз, Лассар вытер вспотевший лоб.
Распихивая куски мяса по рюкзакам, Лассар вновь и вновь представлял себе путь домой, лежащий через лесные чащобы.
"Мелисетта не в счет, — мрачно думал он, глядя на ее изящную фигуру, — похудела, как говорится, что надо, а вот для перетаскивания грузов она теперь, конечно, слабовата".
Рюкзак Лассара был набит до отказа, рюкзак Мелисетты он наполнил только на треть, жалея ее худенькие плечи.
— В путь, Мелисетта, — призвал Лассар, берясь за лямки огромного рюкзака.
Но ее тонкие руки решительно отстранили его широкую ладонь. Тяжелый рюкзак легко взлетел на узкие плечи Мелисетты, за ним шкура зверя, винтовки... Перед Лассаром остался один тощий рюкзак, предназначавшийся для Мелисетты. Он вяло попробовал протестовать, но увидел лишь огромный горб, удаляющийся в чащу леса.
"Ладно, устанет — сменю рюкзаки", — решил он и, торопливо поправляя лямки легкого рюкзака, поспешил вслед, ныряя в лесной тоннель.
Путь преодолели неожиданно легко и быстро, Лассар, словно по коридору, шел за Мелисеттой, "вгрызающейся" в сплетение ветвей и кустов. У дома Мелисетта помогла Лассару снять рюкзак, потом скинула с себя громоздкую поклажу и принялась за мясо. Лассар дотащился до кровати, рухнул, как подбитая стрелой птица, и, уже засыпая, успел подумать: "Идеальная жена, не то, что та, земная".
Ему снилась разгневанная Люсси, ее рассерженные глаза и искаженные возмущением губы, извергающие очередные обвинительные слова. Лицо Люсси приближалось, уже рядом был огромный рот с блестящими ровными зубами... Лассар, обливаясь холодным потом, открыл глаза и медленно освобождался от этого кошмара. Из кухни слышались размеренные удары.
"Мясо рубит", — умиротворенно подумал он и, успокоившись, снова погрузился в глубокий сон, удивляясь нынешнему благополучию и радости.
Проснувшись окончательно, Лассар изумился и обрадовался с новой силой: на столе дымились его любимые блюда, интригующие запахи соусов щекотали ноздри и воображение, а посреди уютной гостиной, украшая ее, лежала шкура убитого зверя. Мелисетта сидела за столом и напевала славную песню его молодости: "Я просыпаюсь лишь для того, чтобы увидеть тебя, а если мои глаза не откроются, то я найду тебя своими губами".
"Наверное, во сне напевал или приснилась молодость", — подумал Лассар, с хрустом потянулся и выпрыгнул из кровати.
Умываясь в ванной, Лассар сквозь шум воды прислушивался к пению Мелисетты, голос наполнял сознание и сердце. Он поцеловал Мелисетту и сел за стол.
— В дополнение к тому, что я вижу тебя, — пошутил он под впечатлением песни Мелисетты и принялся за ужин.
Лассар проглатывал куски теплого, сочного мяса, нежно поглядывая на Мелисетту, та, улыбаясь, подкладывала и подливала, а изредка и поглаживала маленькой ладонью его непослушную шевелюру. Вечер удался на славу... Лассар и Мелисетта кружились в танце босиком на мягкой шкуре убитого ими же зверя, Лассар легко поднимал ее на руки, на что она отвечала тем же, еще более легко отрывая Лассара от пола и кружа его на своих сильных руках. Это ему не очень нравилось, но... он вспоминал сердитое лицо земной жены, и все мелочи жизни под лучами звезды Зета отлетали прочь...
Мелисетта была идеальной женой, буквально предугадывающей все его мысли и желания. Земная жена казалась ему досадным недоразумением. Лассар чувствовал, что он по-настоящему счастлив. Так и текла его счастливая жизнь на чужой планете, ласково и по-доброму приютившей его. Все, о чем он думал, все, что он хотел, мгновенно переходило из мира фантазии, иллюзий и мечты в мир реальной действительности. Все спорилось в его руках, но спорилось слишком легко, без напряжения, без усилий, без особого труда. Сначала Лассар любовался собой, радовался своим успехам, своей ловкости и силе, а потом стал тосковать по суровой жизни на родной планете. Мысли его все чаще обращались к желтой звезде — Солнцу, планете Земля.
Как-то ему приснился земной сон. Он вернулся на Землю и пытался вспомнить Мелисетту. И не мог, ничего у него не выходило. Она представлялась ему в разных обличьях, она принимала различные цвета, она была одновременно бесформенная и обладала массой всевозможных форм, она была непостоянной, временной, амебообразной. А рядом стояла и смеялась земная жена. Во сне он видел ее черные волосы, огромные голубые глаза, слышал низкий бархатный голос. Лассар тянулся к ней, просил спасти его, он бормотал, метался, произносил имена то Люсси, то Мелисетты, их лица перемешались в его воображении, в шепоте, в сонных желаниях. Мелисетта превратилась в радужную каплю и исчезла, осталась Люсси. Лассар проснулся и уставился в потолок. Темнота почти не успокаивала его, сердце щемило от воспоминаний и тоски. Рядом слышалось ровное, спокойное дыхание Мелисетты, но Лассар уже давно чувствовал и понимал, что она не спит, а караулит его, чтобы предугадать его желания, мысли, просьбы, украсть и воплотить его тайные мечты. Он встал, зажег свет и застыл от изумления... Перед ним была его земная жена — голубые, широко распахнутые глаза, черные, рассыпавшиеся веером волосы... Мелисетта в образе Люсси. Она лежала и улыбалась от счастья принести Лассару очередную радость, воплотив его сон в реальность, повторив его мысли. Глаза Мелисетты-Люсси светились любовью и беспредельной, нечеловеческой преданностью.