Вводное положение в статье г-жи Шерстневой звучит так:
«…Продолжать изолировать советский опыт от достижений мировой науки сегодня уже бессмысленно, поскольку для исследователей открылись ранее засекреченные архивные документы, которые опровергают сценарий, предложенный в советское время, и в первую очередь именно тезис о независимости советских разработок пенициллина» 30 [74; 2].
Оказывается, руководство страны и Наркомздрав были достаточно информированы о разработках пенициллина в Англии и США, получая информацию по линии разведки.
Е.В. Шерстнева ссылается на десять единиц хранения в ГАРФ (Государственном архиве Российской Федерации) и одну единицу хранения в Научном архиве РАМН (Российской Академии медицинских наук), где содержатся справки, которыми советское руководство информировалось о работах над препаратом у союзников.
Что ж? Отрицать осведомлённость нашего правительства в указанном вопросе не приходится (ещё раз скажем «спасибо» советской разведке за её эффективную работу). Конечно же, всю информацию, касающуюся западных разработок препарата, правительство передавало учёным, работавшим над этой же тематикой.
Однако возникает вопрос: насколько полученные таким образом сведения оказывались полезны для учёных?
Сама Е.В. Шерстнева признаёт, что эти справки носили больше обще-информационный характер:
«Информационные расхождения в справках и фактические ошибки говорят о том, что написаны они разными людьми, не всегда владевшими вопросом глубоко. Вероятно, многие из них составлялись из газетных и журнальных обзоров с последующим переводом» [74; 2].
Ясно, что для руководства страны и Наркомздрава подобного рода информация чрезвычайно ценна, а вот для учёных ценность её значительно меньше. Потому-то и штамм грибка для получения пенициллина наши учёные нашли свой, и З.В. Ермольева в феврале 1944 года в речи, обращённой к западной делегации во главе с Флори, выражала надежду на получение от союзников определённых сведений по технологии производства пенициллина, и технологию глубинного брожения мы самостоятельно освоить не смогли.
Тем не менее госпожа Шерстнева, увлекшись своей «шпионской версией», идёт на смелое предположение:
«Отметим и то, что в своей монографии “Пенициллин”, изданной в 1946 г., З.В. Ермольева открыто ссылалась на работы иностранных авторов (sic! – И.Д.) и не особенно вдавалась в детали обнаружения Тамарой Иосифовной Балезиной нового продуцента – штамма Penicillium crustosum. Возможно, это неслучайно. Надо учесть, что её супруг Степан Афанасьевич Балезин, известный химик, сотрудник Государственного Комитета Обороны, занимавшийся делами военной разведки в научной сфере (в частности, Курчатовским проектом), активно участвовал и в создании советского пенициллинового производства. Так что совсем не беспочвенна существующая в наши дни версия о том, что Т.И. Балезина вовсе и не соскребла заветный штамм со стены бомбоубежища, а “взяла плесень, которая поразила культуру вредоносной бактерии, выращенной в соседней “военной” лаборатории”[12]31» [74; 4].
Другими словами, Е.В. Шерстнева намекает, и намёк её шит белыми нитками, что и штамм Penicillium crustosum был украден советской разведкой. Только вот неясно тогда, почему ни англичане, ни американцы никогда не использовали этот штамм в своих работах по получению пенициллина и в производстве препарата. Во всяком случае, сведений об этом не имеется.
Любопытно также, откуда «пошла в народ» версия о том, что штамм Penicillium crustosum был взят Ермольевой и Балезиной в соседней военной лаборатории?
Оказывается, версию «запустила»… сама Тамара Иосифовна Балезина (но только в части «соседней лаборатории», без определения «военная»). Причём рассказывала об этом она всегда обычно, буднично, без намёков на то, что «срывает покровы» «страшной тайны». Вот её рассказ:
«Устав от напрасного ожидания32, весной 1942 года я с помощью друзей стала собирать плесени. Несли самую разнообразную плесень из самых невероятных мест (в некоторых вариантах рассказа даётся “развёрнуты перечень” этих “невероятных мест”; фигурируют плесень с продуктов, деревьев, газонов, со стены бомбоубежища – И.Д.). 93-м по счёту образцом был грибок, случайно выросший в другой лаборатории на культуре микроорганизма, над которым там работали. Этот штамм был идентифицирован как “близкий к Penicillium crustosum”. Из него мы и стали получать советский препарат, который назвали “пенициллин-крустозин ВИЭМ”. Сотрудники Всесоюзного Института экспериментальной медицины (ВИЭМ) проверили антибиотик на себе, после чего передали его для клинических испытаний» [58; 3].
30
Справедливости ради необходимо сказать, что предварительно Е.В. Шерстнева всё же говорит о предосудительности
32
А устали Ермольева и Балезина от напрасного ожидания присылки англичанами штамма плесени, из которого Чейном и Флори был выделен чистый пенициллин, и который наши исследовательницы запросили у союзников через Наркомздрав ещё в 1941 году.