— Но в конце концов вы все же… спаслись?
Антс ответил:
— Ну да, спаслись.
Некоторое время стояла тишина.
Карли до сих пор не проронил и десятка слов — он лишь внимательно слушал. Но тут и он не вытерпел. И, с шумом оттолкнув локтем тарелку, спросил, запинаясь:
— А где? Где вы высадились?
— Бог его ведает, уж и не помню. Кажется, где-то на берегу Африки. Во всяком случае, жители были там черные, как трубочисты.
— И никто из вас за это время не помер? — снова спросил Карли.
— Гм, никто, — пренебрежительно бросил Антс. — Почти все поумирали, будь спокоен. Парней бросали за борт, точно кранцы[11]… каждый день по нескольку трупов. Долго ли протянет человек, коли и еда и питье — свое же тело.
Старик испуганно переспросил:
— Ох, что ты говоришь… свое же тело?
— Да-да, — подтвердил бравый моряк.
— Ч-черт! — воскликнул Карли.
Мирьям стало не по себе, и она поспешила прервать беседу мужчин; состроив на лице гримасу, точно ее сильно клонит ко сну, она сказала, зевай:
— Время уже позднее… Пора, пожалуй, идти спать. Так я вам постелю на полу.
— Если позволите, — сказал Антс.
А старик, беспокойно попыхивая трубкой, закрыв бородой стакан с пивом, продолжал расспрашивать:
— Вот страх-то… Как же так, свое тело?
Можно было ясно представить себе, несмотря на темноту, с какой невозмутимостью пожал плечами отважный моряк.
— Мало ли что случается на белом свете, удивляться тут нечему, — небрежно бросил он. И в то время как Мирьям, пытаясь снова отвлечь мужчин от разговора, встала из-за стола и принялась собирать посуду, он объяснил как бы нехотя:
— Как? Да? Прими в расчет, хозяин, что мы три-четыре недели были без воды. Иного и не оставалось, как кусать свою руку и этак утолять жажду. Ха-ха-ха! Забавно, не правда ли?
Но на сей-то раз он все же хватил через край: эта последняя жуткая подробность приключения как бы развеяла то таинственное очарование, которое до сих пор владело слушателями. Карли вскоре беспокойно заерзал на стуле, зажег папиросу, притушил тлеющую спичку своими толстыми пальцами слесаря и сказал рассудительно и угрюмо:
— М-да, здорово. Идемте-ка спать. Будет и завтра еще ясный день.
— Ну что ж, идемте, — сказал отец, вставая.
Мирьям в эту ночь никак не могла уснуть. Брат, одурманенный пивом, вскоре захрапел; восходящая луна бросала в окно красновато-желтые блики, с улицы не доносилось ни звука, и в комнате стояла настороженная тишина. Девушка притворилась спящей, задышала глубоко и спокойно, но вскоре у нее заколотилось сердце, да так громко — прямо на всю комнату.
Мирьям сжала зубы, пытаясь преодолеть нервное напряжение; в горле у нее пересохло. Но пульсация крови в жилах все усиливалась, и вдруг девушка почувствовала, что вот-вот начнет икать. Она испугалась и сразу же с болезненной ясностью ощутила, как к горлу подкатил какой-то комок; он все больше и больше давил на гортань и наконец вырвался наружу — раздалось отчетливое и беспомощное:
«Ик…»
Тишина. Слава богу — кажется, никто не услышал…
«Ик… ик… ик…»
Тихо. Мирьям вся вспотела и охотно помолилась бы богу, если бы вспомнила подобающие случаю слова.
Она изо всех сил сдерживала дыхание и вдруг услышала шепот:
— Мирьям!
Она и вовсе притаилась.
— Мирьям, послушай… — послышалось снова.
Девушка затаилась в тишине; матрос, опершись руками о пол, приподнялся на соломенном тюфяке, служившем ему постелью, и позвал еще раз:
— Слышь, Мирьям… Ну ответь же.
И тут Мирьям больше не могла совладать с собой, она тоже приподнялась и шепотом спросила:
— Что такое, Антс?
— А ты… спишь уже? — донеслось из темноты.
— Нет… не сплю.
— А я думал, спишь, — спустя минуту сказал он.
Ее милый ничего не нашелся добавить, и девушка спросила:
— Ты, может, хочешь еще немножко поговорить со мной?
— Да, хочу, — отозвался матрос. — Нельзя ли мне подойти и присесть… на кровать?..
— Иди, — едва дыша, ответила Мирьям.
Во вторник утром Мирьям почувствовала себя нездоровой и не пошла на работу, хотя и в постели не улежала — не хватило терпения. Она стала капризной и впала в задумчивость, немного посидела, закутавшись в платок, в углу между комодом и шкафом, раз-другой вышла на улицу, вскоре вернулась и снова села. Она поссорилась с матерью, после того как та упорно стала расспрашивать, что это за хворь вдруг на нее нашла. А когда отец, чудак, не сказав никому ни слова, попросил у соседа градусник, чтобы измерить ей температуру, Мирьям и вовсе вышла из себя, — она не допустит, чтобы над ней проделывали разные-дурацкие штучки, да-да, не допустит, скорее умрет на этом самом месте, чем… — воскликнула девушка. Но фразу так и не закончила и продолжала еще добрых полчаса неподвижно сидеть в своем тесном уголке, подняв ноги на перекладину стула и уставившись на дверь, словно в ожидании каких-то новых значительных и волнующих событий.
11
Кранцы — мешки, которые свешивают за борт, чтобы предотвратить столкновение судна с пристанью.