Это было на второй день моего пребывания на Нефтяных Камнях. Я возвратился с дальней буровой, недавно вступившей в строй, и увидел: на носу одного из старых кораблей перед небольшим мольбертом стоял человек и что-то рисовал. Я знал всех ведущих бакинских художников, но этот человек был мне незнаком. Он молод, не старше двадцати пяти, среднего роста, с загорелого сухого лица смотрели черные внимательные глаза.
Я подошел ближе, попросил разрешения посмотреть. На холсте был пока только первый набросок углем. Молодой художник выдавил из тюбика на палитру краски и начал класть на холст мазок за мазком. Он щурил глаза, вглядываясь в синюю морскую даль, и увлеченно работал, и вот уже стали возникать на холсте море, тронутое рябью, и закатное пылающее небо. Конечно, это был пока грубый подмалевок, но мне казалось, что парень хорошо чувствует природу, ее красоту. Мы перекинулись несколькими словами, и я узнал, что он вовсе не приезжий, а инженер, работающий уже несколько лет здесь, на Нефтяных Камнях. Живопись была для него и отдыхом и увлечением, он отдавал ей все свободное время.
На следующий день я снова увидел художника на том же месте. Я взглянул на холст и поразился: пейзаж был превосходен. Смело написанное море, сбоку — темная скала, отбросившая длинную вечернюю тень, на фоне пылающего заката — вышки на морских основаниях…
Я не выдержал и высказал молодому художнику свое восхищение. В ответ он с недовольным видом покачал головой, брови его сердито сдвинулись. Он тронул кистью уголок скалы, положил на водную поверхность светлый блик… Отошел на шаг-другой, всмотрелся, прищурив глаз…
— Чего-то не хватает, — пробормотал он. — А чего — не пойму…
Я попытался убедить его, что пейзаж вполне завершен, все на месте, но он не согласился со мной.
И еще день прошел. И снова я увидел художника на прежнем месте, но теперь он явно был в приподнятом настроении. Он улыбнулся мне как старому знакомому, черные глаза его сияли.
— Ну что теперь скажете? — с победоносным видом он кивнул на картину.
Пейзаж был все тот же, но появилась весьма значительная новая деталь: на скале стояла человеческая фигура, вернее, силуэт, обведенный по контуру ярко-оранжевой полосой — отблеском заката. Пейзаж был хорош сам по себе, и фигура на скале, по правде, показалась мне лишней. Но, видя, как рад художник своей находке, с каким по-детски непосредственным нетерпением ожидает он моего одобрения, я не решился сказать, что фигура не нужна.
…Да и, пожалуй, если хорошенько подумать, нужен был человек на этом пейзаже. Человек-работник, властелин Хазара, творец легендарного города в открытом море.
И наступила моя последняя ночь на Нефтяных Камнях. Ранним утром я должен был улететь на вертолете в Баку. Из окна своей комнаты на втором этаже гостевого дома я смотрел на море, на огоньки эстакад и дальних буровых. Лунная ночь словно набросила на Хазар призрачное, легкое покрывало. Свежел южный ветер-моряна, глухо шумел прибой у скал.
Я и не заметил, как уснул…
Спал, должно быть, недолго. Не свист штормового ветра разбудил меня: к каспийским ветрам я привык с детства. Пол моей комнаты дрожал, как при землетрясении, на стенках и потолке играли отсветы огня. Я бросился к окну — и замер, пораженный.
Хазар горел. У скал, неподалеку от эстакады, бушевало пламя. С пожарных машин, подъехавших к краю эстакады, с пляшущих на волнах пожарных катеров били в огонь сильные струи воды. Бежали по эстакаде люди, взвыла сирена, раздавались команды, усиленные динамиком…
Я спустился вниз и тоже побежал в сторону пожара, но вскоре остановился — дальше путь был прегражден.
В толпе мелькнуло лицо моего нового знакомого, художника. На нем была брезентовая куртка, вся в пятнах мазута. Приставив ладонь рупором ко рту, он что-то кричал пожарным.
А грифон — газовый выброс, пробивший себе путь глубоких недр, — бушевал вовсю. Гудящий огненный столб взвивался до небес, отбрасывая грозные отсветы на облака, на эстакаду, на беснующиеся волны. Было похоже, что Хазар бурно дышал, пытаясь освободиться от жгучих прикосновений огня. Грифон, как жуткое сказочное чудовище, метался, то отступая, то вновь нападая на людей, на машины и катера. Но люди отбивали сто яростные атаки. Мощные струи водометов скрещивались у основания грифона.
Всю ночь и почти весь следующий день продолжалась упорная схватка со стихиен. И наконец огонь был побежден. Он еще попытался несколько раз ухватиться своими щупальцами за скалы и воду, а потом взвился и погас. Все это место было плотно окутано паром — грифон словно выкинул белый флаг побежденного. Темные пятна нефти, доски, какие-то обломки покачивались на волнах. Рана на груди Хазара постепенно затягивалась…