Упершись спиной в переборку, обеими руками судорожно вцепившись в планшир, он смотрел, как наступают на судно водяные горы. Они походили на огромных доисторических рептилий в черно-белых панцирях, которые, оскалив острые зубы, с ревом набрасывались на теплоход.
Не страх, а какое-то тупое отчаяние овладело тогда Эдгаром. Смирившись с судьбой, он перестал кого-либо замечать и не удостоил взглядом товарищей, которые поспешно укрепляли на люках брезент, тянули по палубе тросы. Матросы же, наоборот, не скупились на советы.
— Не корчи из себя героя! — хлопнул кто-то его по плечу. — Давай трави, сразу полегчает…
— Лучше смажь жиром внутренности, — издевался другой. — Привяжи к нитке кусочек сала, проглоти и вытяни обратно. Знаешь как помогает!
Рядом с Гаркалном распахнулась дверь надстройки. На палубу, пошатываясь, выскочил распаренный моторист и глотнул прохладный воздух. Долговязый блондин, года на два старше Эдгара, Вилис своей осанкой, всем своим видом вызывал в памяти старинные былины о ливах, совершавших набеги на скандинавский берег.
— Сумасшедший, чахотку хочешь схватить! — пытаясь перекричать завывания бури, заорал он. — Иди сюда, в заветрину!
Гаркалн и головы не повернул. Вилис силой разжал его пальцы, оторвал от борта и потащил за собой.
Наконец они устроились на верхней палубе между трубой и спасательной шлюпкой. Прыжки судна здесь, правда, ощущались сильнее, зато разговаривать можно было почти нормальным голосом.
— Проклятое судно! — ругался Гаркалн. — Негде даже поблевать в одиночестве.
Вилис перевел разговор в шутку:
— Обопрись о товарища! Мы не успокоимся, пока не коллективизируем до печенок еще не охваченную душу нового члена команды. Намотай, наконец, себе на ус: теперь ты живешь на воде.
— До первого порта, — угрюмо отрезал Гаркалн.
— Чего же ты нанимался на судно, если кишка тонка? Когда были в трактире, ты что-то не жаловался, что у тебя земля под ногами качается…
— С двух кружек-то… — вымученно ухмыльнулся Гаркалн.
— Тогда иди работать проводником в поезде. Будешь во время отпуска бесплатно путешествовать по родной стране.
— Плохо ли? Но у нас в семье… — Гаркалн развел руками. — И какой черт угораздил их сочинять эти романтические сказки о дедушке и море? Мне и в голову не могло прийти, что на самом деле… — Он махнул рукой, вложив в этот жест все свое разочарование в море.
— Душа в пятки ушла? — Вилис поднялся и показал на иллюминаторы рулевой рубки, за которыми виднелась неподвижная фигура капитана. — Можешь на него положиться. На все сто. В прошлом году мы попали в такую свистопляску…
Но Эдгар не дал ему закончить:
— Может, именно это мне и не нравится! Моя жизнь зависит от чьего-то умения, от чьей-то храбрости. Раньше, когда я работал в ремонтных мастерских, что сам заваривал, то сам и расхлебывал.
— И как же ты в таком случае не боишься садиться в поезд и доверяешь свою жизнь стрелочнику? — дразнил его Вилис. — Ты начинаешь говорить глупости — первый признак, что морская болезнь скоро пройдет.
— Как мне тебе объяснить? — серьезно сказал Эдгар. — Я хочу честно работать, а не бороться. После каждой смены увидеть сделанное мной, вечером возвращаться в свой дом и засыпать в полной уверенности, что ночью не свалюсь с постели.
— Коли так, тебе в самом деле лучше списаться на берег.
— Твоими устами да… — грустно улыбнулся Эдгар.
Но в следующей вахте Гаркалн доказал, что он настоящий мужчина. Как ни изводила его морская болезнь, как ни швыряла качка, в решающий момент он умел себя мобилизовать и точно выполнял распоряжения механика.
Шторм утих, водяные горы улеглись, но тревожные мысли не покидали Гаркална. Решение не связывать свои планы с морем крепло, становилось вполне отчетливым. Он верил себе, товарищам, капитану, людям, построившим корабль. Но не мог заставить себя доверяться морю. Ему не нравилось, что работа превратилась для него в какую-то игру над пропастью. Другие справлялись с ней без особых усилий, ему же приходилось напрягать все душевные силы, чтобы хоть на минуту забыть: за тонкой металлической переборкой дышит враг.