Выбрать главу

‹1918›

НА СМЕРТЬ МОЕГО БРАТА ХАДЖИ СИРАДЖИДДИНА
Я услыхал суровый голос рока, Я был сражен мечом его жестоко, И голос этот сжал в груди дыханье, Померк рассудок, жизнь ушла глубоко. Сосед сказал мне: «Друг мой, ты не слышал — Твой брат скончался, волею пророка: От топора погиб на грязной плахе В столице благородного Востока».      Мой милый друг, мой брат, надежда ока,      Далеко ты, далеко ты, далеко… Теперь навек забуду я о славе, О чтении, о шахматной забаве… Навек ушел, померкло утро жизни. Конь красоты погиб на переправе. Не спрашивайте больше у поэта Стихов о розе, милой, сне и яви… И вот они идут, гремя о мести, Стихи вражды, без рифм и без заглавий.      Мой милый друг, мой брат, надежда ока, —      Далеко ты, далеко ты, далеко… Но говорю: падут ночные тени, И захлебнется мир в крови гонений, Тогда эмиры, и муллы, и шейхи Потонут в мутном море преступлений. Я говорю: тогда падут короны, Обрушатся дворцовые ступени! Я говорю: мы выйдем из темницы, Перед рабом хан рухнет на колени!      Но ты, мой друг, мой брат, надежда ока,      Далеко ты, далеко ты, далеко…

‹1918›

АЛИ КА3ИЯУ

(1879–1964)

С кумыкского

ГОРА ТАРКИ
Ты с парохода видишь каждый раз, Из Астрахани двигаясь на юг: Махачкала сияет, словно глаз, Тарки-гора — как брови полукруг. Ее топтал и грабил кто хотел, Не счесть убийств, набегов, святотатств! Гора Тарки, был жалок твой удел, А сколько затаила ты богатств! Тобой властитель алчный обладал, Народ кумыкский угнетал злодей, С твоих обрывов сбрасывал шамхал В корзинах крепко связанных людей. Тарки, твой газ горит у нас в печах! Тарки, твой мощный свет блестит в ночах, Плывут при этом свете рыбаки, — Ты далеко видна, гора Тарки! Что в мире камня твоего прочней? Мы строим зданья из твоих камней. Полны водою жизни родники, — Ты наша здравница, гора Тарки. В твоем подножье, древняя гора, Сокровища находят мастера, Фонтаны бьют — фонтаны высоки, — Богата черным золотом Тарки. Ты Дагестана ценное добро, Ты Дагестана лучшее тавро, И знают молодежь и старики: Ты свет ночей, ты свет очей, Тарки!

‹1950›

АНДРЕЙ БЕЛЫЙ

(1880–1934)

РОДИНЕ
Рыдай, буревая стихия, В столбах громового огня! Россия, Россия, Россия, — Безумствуй, сжигая меня! В твои роковые разрухи, В глухие твои глубины, — Струят крылорукие духи Свои светозарные сны. Не плачьте: склоните колени Туда — в ураганы огней, В грома серафических пений, В потоки космических дней! Сухие пустыни позора, Моря неизливные слез — Лучом безглагольного взора Согреет сошедший Христос. Пусть в небе — и кольца Сатурна, И млечных путей серебро, — Кипи фосфорически бурно, Земли огневое ядро! И ты, огневая стихия, Безумствуй, сжигая меня, Россия, Россия, Россия, — Мессия грядущего дня!

‹Поворовка, август 1917 г.›

МАЖИТ ГАФУРИ

(1880–1934)

С башкирского

ВЫРВАННЫЕ СТРАНИЦЫ

1

Вот летопись моей души, и в ней Начертано на первой из страниц: «Ты — раб аллаха и его слуга, Пади пред ним, непросвещенный, ниц!» Сперва аллаха, а потом царя, Как бога, возвели на пьедестал И почитать велели. И с тех пор Я подневольным человеком стал. — Обычай — царь, религия — аллах. И жить тебе под ними и расти, Чтоб честным мусульманином прослыть! И клятву мне велели принести. — Ты верь законам и не верь глазам! — Сказали мне и сделали слепым; Меня зажали бог и шариат. Во всех делах я подчинен был им. — Аллах и царь — властители твои. Все, что они прикажут, в тот же миг, Беспрекословно, не кривя душой, Ты должен выполнять по воле их! Сказали: — Пусть живется тяжело, А ты терпи, хоть тяжесть невтерпеж, Зато в загробном мире навсегда Ты, несомненно, счастье обретешь! Перелистали летопись души, Заставили страницы подписать, Потом скрепили подписи мои И приложили круглую печать.

2

Все тяжести и беды вынося, Как было суждено, я жил и рос, Но размышленья мучили меня, И задал я себе такой вопрос: «Страх не понятен сердцу моему, — Так почему ж я в рабстве до сих пор? Ведь руки у меня крепки, сильны, — Так почему же я терплю позор? Неужто должен крыльев я просить, Ведь крылья за спиною у меня? И если у меня есть быстрый конь, Зачем просить мне нового коня? Кто темную повязку снимет с глаз, Коль сам за это дело не возьмусь? Кто цепи угнетенья разорвет, Коль сам я до конца не напрягусь?» Я так подумал и пересмотрел Всю летопись израненной души И вырвал беспощадно, навсегда Страницы рабства, ханжества и лжи. На чистых же страницах начертал Слова великой веры наших дней: Слова высокой правды и любви И трудового братства всех людей.