Мне кажется, что эта объемная цитата совсем не лишняя. Когда в работе над проектом «Диссиденты» мы анализировали случаи злоупотребления (и, естественно, их причины) психиатрическим диагнозом в политических целях, этот вывод напрашивался сам собой.
Вина, болезнь, наказание. Индивидуальная мера вины, соразмерность наказания и ответственность. Индивидуальная норма и психические отклонения. Это далеко не полный ряд вопросов, объективные ответы на которые не могут быть даны без психологии, т. е. без наполнения психологическим содержанием категорий юридической и медицинских наук, которые тесно соприкасаются друг с другом в проблеме судебных экспертных оценок при определении медико-социального и правового статуса личности.
Временами (не высказанная, но явно ощущаемая) нехватка психологического знания проступает в недостаточно корректных психиатрических оценках типа «психическим заболеванием не страдает, но обнаруживает особенности характера». Звучит так, как будто особенности характера — уже признак болезненных отклонений от психической нормы. Еще пример столь же психологически некорректных формулировок, но уже из серии вопросов, которые ставятся перед судебно-психиатрической и судебно-психологической экспертизой: «Имеются ли у обвиняемого какие-либо индивидуальные особенности?». Как будто бывают люди без индивидуальных особенностей! Справедливости ради следует отметить, что и некоторые психологи вряд ли отдают себе отчет в том, что делают непозволительную для их профессионального звания грубейшую ошибку, когда на вопрос такого рода отвечают: «Обвиняемый не имеет каких-либо индивидуальных особенностей, которые могли повлиять на его поведение».
Встречаясь в своей работе с такими диагнозами, с такими вопросами и с такими ответами, мало сказать, что крайне неприятно удивляешься. Возмущение долго не дает успокоиться. Потом становится просто очень горько от сознания того, что люди, в силу своей профессии, или, как говорится, по определению обязанные учитывать человеческий (индивидуальный) фактор, игнорируют его или не умеют справиться с такой повседневной для их профессионального труда задачей. Впрочем, это закономерно для сегодняшнего уровня психологической культуры и психологической подготовки специалистов: как тех, которые назначают и проводят психиатрические и психологические экспертизы, так и тех, которые учитывают их результаты в суде. Однако эта тема — предмет отдельного разговора. Тема очень серьезная и опять же с очень болезненными последствиями для Homo Individualis — человека индивидуального.
Между тем, психологические особенности «инакомыслящих» не всегда оставались без внимания. Ими активно интересовались стражи государственной безопасности. Если не «сомнения» в психическом здоровье диссидента, не подтвержденные когда-то уже проводимой в отношении него (и тоже по политическим мотивам) судебно-психиатрической экспертизой, то хотя бы черты его характера, отраженные в ее тексте, могли послужить поводом к тому, чтобы проблемная для государства, т. е. по тем временам политически небезопасная личность (как часто оказывалось, более проблемная для себя и не столько политически, сколько психологически), была направлена следствием на повторную судебно-психиатрическую экспертизу.
Во время работы над проектом «Диссиденты» в архивных материалах (акт судебно-психиатрической экспертизы на обвиняемого по ст. 62, ч. 1 УК УССР — распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй) нашлось постановление следователя УКГБ УССР по г. Киеву и Киевской области, завизированное его вышестоящим начальством, со следующей мотивировкой назначения судебно-психиатрической экспертизы: «В ходе предварительного следствия вину в совершенном преступлении Я.В.И. (фамилия, имя, отчество — Н.А.) отрицает, на допросах ведет себя неискренне. Ранее Я.В.И. подвергался…судебно-психиатрической экспертизе… был признан вменяемым. В настоящее время в поведении Я.В.И. отмечается фиксация внимания на своем внутреннем мире, переоценка собственной личности. На основании изложенного… для установления психического состояния Я.В.И. назначить судебно-психиатрическую экспертизу…».
К настоящему времени (т. е. ко времени назначения второй судебно-психиатрической экспертизы) фраза, начинающаяся со слов «В настоящее время…», никакого отношения не имела. Ее просто позаимствовали из акта (трехлетней давности!) прежней судебно-психиатрической экспертизы. Тогда обвиняемый привлекался к уголовной ответственности по ст. 194 УК УССР (предоставление подложного документа и получение оплачиваемого отпуска) со следующей (малоубедительной) мотивировкой назначения судебно-психиатрического освидетельствования: «При допросе Я.В.И. возникло сомнение в том, что у него нормальное здоровое состояние психики, а поэтому он нуждается в судебно-психиатрическом обследовании». Инкриминируемые ему действия и статья обвинения, как выяснилось позже, маскировали политические мотивы попыток «приобщить» его к психиатрии или как бы намекали и предупреждали о необходимости незамедлительно изменить свое поведение и отказаться от намерений покинуть СССР.
Показавшиеся следователю «странными» сосредоточенность Я.В.И. на своем внутреннем мире и переоценивание собственной личности были, что явствовало из текста экспертного заключения, далеко не единственными признаками, которые характеризовали его индивидуальные особенности. Среди таких признаков, например, отмечались следующие: «свободно оперирует абстрактными понятиями»; «к исследованию относится с интересом»; «проявляет активное внимание к тестовым вопросам методик диагностики личностных особенностей, охотно анализирует их в совместном обсуждении, соотносит их содержание с присущими ему поступками, индивидуальными особенностями, своим образом жизни»; «внешне стремится проявить удовлетворенность собой, нивелируя внутреннюю напряженность и неуверенность с помощью психологически защитного поведения по типу избегания критического самооценивания с некоторой переоценкой собственной личности». Заметим, что с точки зрения психического здоровья, в наличии которого психиатры ему не отказывали, разница между «некоторой переоценкой личности» и «переоценкой личности» несущественна, но фраза, вырванная из контекста, всегда может иметь тот смысл, который ей хотят придать. Чтобы найти такую фразу, следствие проявило высокопрофессиональную избирательность внимания.
Но и Я.В.И. не отступил от своей цели. Сейчас он с семьей живет в Америке, работает и, по рассказам друзей, уровень его притязаний вполне удовлетворен. Возможно, поэтому в его поведении психологические защиты будут проявляться реже. Если, конечно, он также удовлетворен и тем, что его «шизоидные ассоциации, без которых не было бы гениев» оцениваются не только им, но и окружающими как «оригинальные идеи», а ему самому хватает профессионализма, чтобы их реализовывать.
Психиатрический «компромат» использовался не только по отношению к «инакомыслящим» диссидентам. Дьявольская «удачная» находка — манипуляция психиатрическим диагнозом — могла, как политический шлагбаум, преградить путь сотрудникам системы правопорядка, если решение профессиональных задач, служебный долг и профессиональную честь кто-то из них представлял иначе, не так, как предписывалось сверху.
Такие истории стали всплывать, когда психиатрии пришлось реабилитировать себя из-за собственных и политически навязанных ей злоупотреблений диагнозом. Еще до создания независимой Ассоциации психиатров Украины, примерно в начале 1991 г., инициативная группа киевских психиатров организовала работу консультативно-экспертного совета по психиатрии при главном психиатре Министерства здравоохранения УССР. Царившая тогда, активно и пассивно созданная, психиатрическая диагностическая неразбериха заставляла людей обращаться в Совет за помощью, и они рассказывали…
Для одного из посетителей, пытавшегося преодолеть препятствия на пути борьбы с преступностью, это закончилось серьезным служебным конфликтом и направлением на медицинское освидетельствование с участием психиатра из-за того, что он, как было сказано в документе, «несмотря на умение оперативно выполнять поставленные перед ним задачи, в последнее время стал обнаруживать изменения в характере: вспыльчив, позволяет себе высказывать самостоятельное мнение». Когда уволить правдоискателя по служебному несоответствию и по состоянию здоровья «через психиатрию» не удалось, а желания добраться до коррумпированных небожителей у него (несмотря на разнообразные многочисленные намеки быть разумным и оставить свои намерения) не поубавилось, была применена очередная мера воздействия: фабрикация статьи уголовного обвинения.