В освидетельствовании Григоренко принимали участие корифеи психиатрии — А.В. Снежневский, Я.М. Калашник, Г.В. Морозов, В.М. Морозов, Д.Р. Лунц, Б.В. Шостакович, М.Ф. Тальце и многие в то время менее известные психиатры. К сожалению, психиатрия оказалась на службе у политики. Безусловно, авторы психического заболевания генерала Григоренко выполняли социальный заказ. Многочисленные психиатры, сталкивавшиеся с Григоренко на принудительном лечении и не отмечавшие систематизированный бред, шли на поводу у признанных авторитетов, подчинялись идеологической зашоренности и в конечном итоге проявляли профессиональную безграмотность либо беспринципность. Гражданское мужество проявили психиатры Ф.Ф. Детенгоф, Е.Б. Коган, А.М. Славгородская, И.Л. Смирнова, которые во время амбулаторного освидетельствования генерала в помещении Ташкентского КГБ (после второго ареста) в августе 1969 г. констатировали отсутствие у П.Г. Григоренко психического заболевания и в 1964, и в 1969 году, отметив его высокий интеллект и личностные особенности стеничного плана, а также категорически высказавшись против направления П. Григоренко в психиатрический стационар. В процессе судебного заседания в феврале 1970 г. проф. Ф.Ф. Детенгоф, по-видимому, вынужден был присоединиться к мнению Д.Р. Лунца о наличии у П. Григоренко волнообразно протекающего паранойяльного развития и необходимости принудительного лечения. Коллеги профессора, участвовавшие в экспертизе 1969 года, в 1990 г. свидетельствовали, что он не смог отстоять свое мнение и под давлением сотрудников Института им. Сербского, и в частности Д.Р. Лунца, вынужден был изменить свое заключение.
В США, будучи лишен советского гражданства, Петр Григорьевич в 1978 г. обратился к известному психиатру и доктору медицины Вальтеру Райху с просьбой о проведении судебно-психиатрической экспертизы.
Расширенная комиссия с участием известных психиатров, невролога, нейропсихолога долго беседовала с генералом. Так как Петр Григорьевич не говорил по-английски, консультантом и переводчиком в течение всего обследования был психиатр Борис Зубок, в 1973 г. эмигрировавший из СССР. Комиссия не обнаружила у генерала никаких признаков психического заболевания ни при обследовании, ни в прошлом. Комиссия отметила, что описание П.Г. Григоренко в актах экспертиз Института им. Сербского можно назвать карикатурой на генерала. Консультант-психолог отметила у него широкий диапазон эмоциональных проявлений с хорошо развитым чувством юмора и ироничностью; высоко развитый интеллект, творческие способности, удивительную гибкость мышления и сильно развитое чувство справедливости. Было бы просто смешно, если бы расширенная психолого-психиатрическая экспертная комиссия (проходившая в 1991–1992 гг. в Ленинграде), состоящая из известных психиатров, подтвердила бы прежние заключения о наличии у Петра Григорьевича психического заболевания. Следует сказать, что среди членов комиссии были сомневающиеся, и она оценивала в основном не психическое состояние генерала, а доказательность предыдущих экспертиз.
Сейчас появляются высказывания, утверждающие, что массовых злоупотреблений психиатрией в политических целях в СССР не было. Естественно, что дело Григоренко, в силу высокого положения генерала, уникально и потому получило широкий резонанс во всем мире. Герои же нашей книги — люди малоизвестные, и это только подтверждает факт существования репрессивной психиатрии. Хотелось бы, чтобы это не повторилось.
Украинские диссиденты. Кто они?
Масштаб применения мер медицинского характера к политическим диссидентам до сих пор окончательно не известен и, видимо, выяснить это уже не удастся. Безусловно, в психиатрических больницах отбывало наказание значительно больше пострадавших, чем об этом известно общественности. Трудно решить, чья вина значительнее: судебно-следственных работников, фабриковавших материалы об измене родине, по-иезуитски использовавших частные разговоры пострадавших с друзьями, критические замечания относительно существующего положения вещей, рассказываемые анекдоты и т. д., либо — врачей, признававших психически здоровых лиц больными. Естественно, что люди, вырванные из обычной среды и попавшие в условия следствия, теряли сдержанность и уравновешенность, меняли свойственную им манеру поведения, проявляли вспыльчивость, становились склонными к бурным аффективным реакциям, либо безразличными и угнетенными. Но психиатру следует отличать индивидуальные особенности поведения человека в экстремальной ситуации от болезненного нарушения психики. Назначение же принудительных мер медицинского характера с направлением в специализированные (системы МВД) больницы со строгим наблюдением, куда обычно направляли психически больных, совершивших преступления против личности в особо жестокой форме (убийства, изнасилования и пр.), объяснялось исключительно этическими нравственными категориями, вернее, отсутствием таковых.
Комиссия московских врачей-психиатров в 1994–1995 гг. посетила психиатрические больницы специального типа системы МВД в Черняховске, Санкт-Петербурге, Казани, Орле и Сычевске, где смогла ознакомиться с картотекой больных и изучить некоторые истории болезни. В распоряжение комиссии обществом «Мемориал» были предоставлены списки лиц, находившихся в этих больницах на принудительном лечении в связи с обвинением по «политическим статьям» Уголовного Кодекса. Оказалось, что количество больных, подвергавшихся принудительному лечению по политическим мотивам, превышало данные «Мемориала» в десятки раз: оно составляло более 2000 человек.
Большинство психиатрических репрессий приходится на конец 60-х — начало 80-х годов. В то время судебно-психиатрическая экспертиза лиц, привлеченных к уголовной ответственности по политическим статьям, проводилась в Центральном научно-исследовательском Институте судебной психиатрии им. проф. В.П. Сербского. Признанных невменяемыми и больными, их направляли на принудительное лечение в вышеперечисленные специальные больницы системы МВД Российской Федерации.
После снятия (отмены) принудительного лечения жителей Украины переводили в единственную в УССР специализированную больницу г. Днепропетровска. Нам не удалось получить доступ не только к медицинскому архиву этой больницы, но даже к ее картотеке.
Приступая к работе, мы располагали сведениями о пострадавших от психиатрии жителях Украины, предоставленными международным фондом «Женевская инициатива в психиатрии». Список включал 127 человек. Все они были привлечены к уголовной ответственности, им предъявлялось обвинение по политическим статьям или в религиозной пропаганде. Все они, в связи с «психическим заболеванием», были признаны невменяемыми и направлены на лечение в специализированные психиатрические больницы системы МВД. О большинстве из них никаких сведений, кроме фамилии и имени, не имелось. Процессы миграции и эмиграции затрудняли поиски. Несколько человек вообще категорически отказались от встречи, и мы не сочли возможным использовать их биографические данные без их согласия. Нам удалось получить медицинские и юридические архивные сведения о тридцати трех пострадавших. Пятеро из них эмигрировали, здоровы и благополучны до настоящего времени. Об одном рассказал его близкий друг — депутат парламента, с четырьмя мы встретились. Шестеро умерли. С одним мы успели встретиться незадолго до его смерти, психическое состояние пятерых было оценено по архивной медицинской документации. После подробной беседы психиатра и психолога с двадцатью пятью пострадавшими заполнена специально разработанная анкета. Все, с кем мы беседовали непосредственно, вначале крайне неохотно соглашались встречаться с нами и рассказывать о своей жизни, им было тяжело вспоминать о прошлом. О каждом из тех, с кем мы общались, о драматизме их судеб, многообразии жизненных коллизий можно написать отдельную книгу. Мы же хотим проанализировать их жизненный путь и вскрыть причины, по которым психиатрические больницы превратились для этих людей в концлагерь.