Существовавшая ранее (и действующая до настоящего времени) практика судебно-психиатрической экспертизы создавала весьма благоприятные условия для злоупотребления психиатрией. Вопрос, который чаще всего ставится перед экспертами-психиатрами — это вопрос о вменяемости обследуемого в период, относящийся к нарушению закона. Но для этого вначале надо доказать, что человек действительно нарушил закон. Вместе с тем экспертиза диссидентов назначалась на начальном этапе следствия, когда факт нарушения закона еще не доказан. Цепочка: обвинение по политической статье — судебно-психиатрическая экспертиза — констатация психического заболевания и невменяемости влекла за собой автоматическое направление на принудительное лечение без предварительного участия в судебном процессе.
Для изучения преступности и личности преступников, для лечения психических расстройств у заключенных и проведения судебно-психиатрической экспертизы, по инициативе ведущих психиатров России В.М. Бехтерева и В.П. Осипова в 1918 г. в Петрограде был организован Диагностический институт судебной невропатологии и психиатрии. Подобное учреждение было решено создать и в Москве. В первых числах мая 1921 г. Пречистенская психиатрическая лечебница, которая берет свое начало от Центрального полицейского приемного покоя для душевнобольных, начавшего свою работу в 1899 г., была преобразована в Пречистенскую психиатрическую лечебницу для заключенных. А в 1922 г. ее переименовали в Институт судебно-психиатрической экспертизы им. Сербского. Институту поручают наиболее сложные и ответственные случаи, и постепенно он все больше и больше приобретает черты типичного научного учреждения. С первых дней существования института неизменным участником экспертных комиссий был Главный психиатр Мединспекции московских мест заключения профессор Краснушкин, организовавший Кабинет по изучению личности преступника и преступности. Евгений Константинович Краснушкин много лет посвятил проблемам судебной психиатрии. Впоследствии, в 1945 году, ему (совместно с акад. Е.Е. Сеппом и проф. Н.А. Куршаковым) было поручено участвовать в судебно-медицинской экспертизе главных военных нацистских преступников Круппа, Штрейхера и Гесса на Нюрнбергском международном судебном процессе. На суде «наци № 3» Гесс симулировал потерю памяти. Он, как известно, переправился на самолете в Англию, где заявлял, что его могут отравить, убить и т. д. Британские психиатры намеревались признать у Гесса шизофрению. Е.К. Краснушкин провел блестящую экспертизу и оценил поведение и черты личности Гесса как психопатические с тенденцией к сознательно-установочному симулятивному поведению. Суд признал заключение Е.К. Краснушкина убедительным, а Гесс в ходе дальнейшего рассмотрения дела в трибунале признался в симуляции.
В течение первого десятилетия существования Института его деятельность носила открытый характер: проводились заседания общества невропатологов и психиатров, организовывались экскурсии для студентов-медиков и юристов, для слушателей различных курсов; в прессе появлялись публикации об институте. В нем работали, читали лекции такие известные ученые, как Д.А. Аменицкий, Н.П. Бруханский, А.М. Бунеев, И.Н. Введенский и другие.
Однако по мере становления в стране тоталитарного режима начинают искореняться либеральные тенденции, ужесточается режим содержания испытуемых, над сотрудниками устанавливается мелочная опека, происходят многочисленные кадровые перестановки. В 1930 г. директором института становится (уволена в 1950 г.) Ц.М. Фейнберг, окончившая в 1916 г. Киевский медицинский институт по специальности врач-терапевт и долгое время работавшая на административных должностях в системе ВЧК и НКВД. Институт им. Сербского был единственным научным учреждением судебной психиатрии, поэтому постепенно в его ведение перешли абсолютно все научно-практические и организационно-методические проблемы судебно-психиатрической экспертизы, включая и руководство периферийными психиатрическими учреждениями. Самые известные ученые-психиатры либо работали в институте, либо сотрудничали с ним. Причем постепенно на передний план стали выдвигаться вполне определенные политические цели. В 1938 г. здесь было создано специальное отделение, куда помещали всех испытуемых, обвинявшихся в контрреволюции (по ст. 58 УК РСФСР), кроме женщин и подростков. Режим содержания в обычных отделениях также ужесточился, более суровыми стали и требования к персоналу. Взаимоотношения между сотрудниками были основаны на недоверии, подозрительности и доносительстве. Истории болезни обвиняемых по ст. 58 УК РСФСР были выделены в отдельный архив, который осенью 1941 г. уничтожили в первую очередь. В комиссию по «разгрузке архива» входил ученый секретарь института Д.Р. Лунц.
Режим секретности привел к тому, что основная масса психиатров не знала о злоупотреблениях психиатрией. Следует иметь в виду, что эти злоупотребления не ограничиваются одним только признанием инакомыслящих психически больными. Однако именно потому, что процессы над инакомыслящими в 60-70-е годы и направление их на «лечение» в специализированные психиатрические больницы системы МВД стали достоянием мировой общественности, начали появляться сведения о «психиатрическом терроре», который руководство института категорически отрицало. Будучи директором института, акад. Г.В. Морозов обладал неограниченной властью и руководил всей судебно-психиатрической службой СССР, Всесоюзным обществом невропатологов и психиатров, непосредственно председательствовал в наиболее важных экспертных комиссиях. «Специальное» 4-е отделение — «государство в государстве» — возглавлял проф. Д.Р. Лунц. Психиатры- эксперты, работавшие с «обычными» уголовниками, не имели туда доступа Один из авторов этой книги, проходивший в конце 60-х годов клиническую ординатуру в институте им. Сербского, совершая обходы во время ночных дежурств, только через окошечко в двери 4-го отделения слышал от дежурного фельдшера: «Все спокойно, все в порядке». Работавшие там врачи никогда не рассказывали коллегам о своей работе. Именно в это отделение со всего Советского Союза направлялись на экспертизу арестованные по политическим статьям. Именно у этого контингента испытуемых активно выискивали психические нарушения, дававшие основание признавать их психически больными, невменяемыми и направлять на лечение в специальные психиатрические больницы-тюрьмы. Таким образом подтверждалось высказывание И. С. Хрущева о том, что при коммунизме только психические ненормальные способны выступать против существующего строя, и выполнялось предложение председателя КГБ Ю. Андропова использовать психиатрию для борьбы с диссидентами (письмо в ЦК КПСС от 29.04.1969 г.). Эти указания эффективно использовались властями в карательных целях для устранения (на неограниченный срок) несогласных, о чем стало известно только благодаря международным акциям. В 1970 г. в Амстердаме вышла книга-памфлет Роберта Ван Ворена «Даниил Лунц — психиатр-дьявол». Это была первая публикация, в которой назывались имена психиатров, участвовавших в злоупотреблениях: Д. Лунц, М. Тальце, известные ученые и теоретики психиатрии — А. Снежневский, Г. Морозов, Р. Наджаров, М. Вартанян и другие руководители основных психиатрических учреждений.
Наследие сотрудников Института им. Сербского разнообразно, широк и многообразен круг их научных интересов. На примере работы института можно представить, насколько сложны проблемы судебной психиатрии.
Практическая экспертная работа почти никогда не приносит известности судебному психиатру, а вот неприятностей эта очень опасная деятельность доставляет множество. На протяжении десятилетий сотрудники института вели обширную научно-практическую деятельность, написали десятки монографий по судебной психиатрии, освидетельствовали тысячи испытуемых, но достаточно было признать какую-то часть психически здоровых диссидентов психически больными, чтобы название института начало вызывать ужас и стало нарицательным. Как участие проф. И. Сикорского в позорном деле Бейлиса и его заключение (не экспертиза) о возможном совершении Бейлисом убийства с ритуальной целью заставило забыть его научные труды, так и практическая деятельность Д. Лунца перечеркнула его военные заслуги и теоретические работы. Труды этих психиатров известны их коллегам, но сами они известны всему прогрессивному человечеству как представители реакционного мировоззрения. Лунц был типичным представителем своего времени. Высокоэрудированный, образованный, умный, он верой и правдой служил режиму и оказался вершителем чужих судеб. Как и многие психиатры, он безоговорочно, полностью принял концепцию акад. Снежневского о вялотекущей шизофрении. Эта концепция стала для советской психиатрии некой границей между московской школой, придерживавшейся расширенного диагностирования шизофрении, и ленинградской и киевской школами, где к диагностированию шизофрении подходили более трезво и взвешенно.