Еще задолго до перехода правления КВЖД в руки советского управляющего развернулась ожесточенная кампания критики прежнего правления во главе с Б. В. Остроумовым со стороны газеты «Новости дня». Старое правление дороги обвинялось в бесхозяйственности и даже в умышленном вредительстве. Харбинский представитель ДВР Озорин (он же Кистер) через Комитет железнодорожных служащих (ДОРКОМ) пытался подрывать нормальную деятельность дороги, провоцировал служащих КВЖД на стачки.
Одним из первых шагов для перехода дороги в руки советского управляющего было проведение на пост председателя Ревизионной комиссии КВЖД генерала Ян Чжо. Еще мальчиком он был увезен в Россию известной Агреневой-Славянской после турне ее хора по Дальнему Востоку. В России Ян Чжо получил хорошее образование, в совершенстве овладел русским языком и после революции стал сотрудничать с разведывательными органами. Затем советской разведкой был завербован начальник штаба маршала Чжан Цзолиня генерал Ян Утин. Ему отводилась роль человека, который поднимет восстание в Мукдене, захватит власть, арестует правительство и подчинить себе армию. Ян Чжо планировалось сделать главой Маньчжурской Народной Республики. Однако эти планы были раскрыты лицами Чжан Цзолиня, а двух заговорщиков: Ян Чжо и Ян Утина казнили.[397]
В результате различных манипуляций и давления, оказываемого Москвой, первым советским управляющим КВЖД стал А.Н.Иванов. По одной версии он раньше был телеграфистом на Пермской железной дороге, по другой — владивостокским портовым грузчиком и сотрудником Отдела водного транспорта ОГПУ.[398] Иванов в Харбине появился еще в 1922 г. с целью подготовки к занятию поста управляющего. В то время начальником Экономического отдела дороги был Дикий, в прошлом крупный деятель Союза Сибирских маслодельных артелей, эксперт по экономике Маньчжурии и железнодорожному транспорту. «Дикий был завербован советским правительством для подготовки Иванова к посту управляющего», — пишет П. Балакшин.[399]
Позднее КВЖД стала рассматриваться в Москве, по выражению Н. И. Бухарина, в качестве «революционного пальца», запущенного в Китай. Москва ставила следующую задачу в вопросе о КВЖД: используя противоречия между пекинским правительством и Чжан Цзолинем, укрепить позиции СССР в Маньчжурии, разрешив вопрос о дороге в интересах Москвы. В апреле 1925 г. — январе 1926 г. с подачи Карахана управляющий КВЖД А. Н. Иванов стал провоцировать конфронтационные ситуации с местными китайскими властями, которые могли поставить Советскую Россию на грань войны с Китаем.
Вступив на должность управляющего КВЖД, Иванов (на этом посту был с 1924 по 1926 г.) издал приказ об увольнении с дороги лиц, не имеющих советского или китайского подданства. Эмигрантам, желавшим сохранить свои места, было предложено хлопотать о переходе в советское подданство. Советские власти на дороге повели усиленную кампанию среди железнодорожников, старожилов и эмигрантов, чтобы принудить их взять подданство СССР. Со своей стороны китайские власти на дороге предлагали эмигрантам перейти в китайское подданство и этим сохранить за собой место службы на КВЖД.
Под давлением советской стороны и, главным образом, из-за экономических соображений, 19 тысяч железнодорожников начали ходатайство о переходе в советское подданство. Наотрез отказались брать советское подданство 2 тысяч эмигрантов. Из них около половины взяли китайское подданство, остальные же предпочли быть уволенными с КВЖД, чем принять то или иное подданство.[400]
Политика провоцирования конфликтных ситуаций с местными властями НКИД вызвала резкое неприятие со стороны Харбинского губбюро РКП, обвинявшего Карахана и Иванова в «революционном шапкозакидательстве». Советская Россия рассматривала возможность вооруженного захвата КВЖД силами Красной Армии. Для этого в 1924 г. была создана специальная комиссия ЦК ВКП(б) под председательством начальника Политуправления РВС СССР В.А. Антонова-Овсеенко. Она пришла к заключению о невозможности практического осуществления подобной акции. «В результате переговоров с т. Кубяком, Альповым (ПП ГПУ. — В. У.) и Уборевичем комиссии стало совершенно ясно, — говорилось в Решении, — что фактическое положение вещей на Дальнем Востоке (политическое настроение крестьянства, малочисленность наших войск, предстоящая мобилизация) ни в коем случае не допускает агрессивной политики в отношении Китая».[401]
14 июля 1920 г. японский военный министр Танака[402] инструктировал японского командующего во Владивостоке о посылке шпионов и диверсантов в такие города, как Харбин, Хайлар и Маньчжурия, для захвата телеграфных станций. 19 июля японскому командованию в Полосе отчуждения был отдан приказ о тщательном наблюдении за передвижениями китайских войск вдоль КВЖД и ежедневном информировании военного министерства о полученных данных.[403]
Японское командование установило довольно тесный контакт с отрядами хунхузов, снабжая их оружием, обмундированием и деньгами и тайно руководя их действиями. Пред хунхузами была поставлена задача взрывать железнодорожные мосты, разрушать полотно, привокзальные постройки, нападать на мирных граждан.[404] Ссылаясь на такие действия, японцы намеревались продемонстрировать неспособность китайских властей установить порядок на КВЖД и доказать таким образом, что дело охраны дороги должно быть передано в японские руки. Так агентство Дальта 22 июня 1920 г. сообщало: китайский директор КВЖД уведомил свое правительство о том, что «шесть главарей хунхузских банд подписали с японскими властями секретные договоры, в силу которых хунхузы должны прерывать железнодорожные сообщения по линии. Тогда японцы примут на себя охрану станций под предлогом, что китайские войска и полиция оказались не в состоянии охранять дорогу».[405] Предполагалось также, что для более успешной организации охраны КВЖД японские представители будут допущены в состав правления дороги.
Некоторые руководители белой эмиграции в Китае также были не прочь взять в свои руки контроль за КВЖД. Так, для руководства их действиями на КВЖД был учрежден специальный военный штаб в Харбине. Его главная задача состояла в создании и рассредоточении по всей дороге вооруженных белогвардейских отрядов, способных в нужный момент установить полный контроль над КВЖД. По предписанию штаба 24 семеновских генерала и около 50 офицеров были отправлены на разные станции для организации под видом железнодорожной охраны военных отрядов. Например, на товарной станции Харбин все 60 сторожей, охранявших грузы, были уволены, а на их место зачислены офицеры из остатков армии Семенова и атамана Калмыкова[406]
В конце января или начале февраля 1921 г. в Харбине собрались бывшие министры Колчака и другие деятели белой эмиграции: Гондатти, Гинс-Михайлов, Водянский, князья Кропоткин и Ухтомский, бывший посол в Японии Крупенский, генерал Дитерикс, есаул Орлов для решения вопроса — на кого возложить военно-политическое руководство новым походом.[407]
«…В некоторых кругах эмиграции, привыкших за последние годы к различным дворцовым и не дворцовым переворотам, зародилась мысль о захвате власти вначале в Харбине, а затем во всей Маньчжурии, — писал П.Балакшин в своей книге о белой эмиграции на Дальнем Востоке «Финал в Китае». — Несмотря на всю безрассудность плана в той ситуации, он серьезно обсуждался, распределялись роли заговорщиков, захват зданий, складов оружия, телеграфа. В основе заговора лежал советский замысел по отчуждению Маньчжурии и превращению ее в советскую республику. Автором заговора был некто Берсенев, редактор журнала «Вестник Маньчжурии», официального органа Экономического Бюро КВЖД, которому стало известно о переговорах А. Смирнова, секретаря Северо-Маньчжурского Коммунистического Комитета, с некоторыми лицами, близко стоявшими при маршале Чжан Цзолине. Однако дальше обсуждения деталей переворота не пошло».[408]
402
Барон Гиити Танака (1863–1929) японский генерал, с сентября 1918 по июнь 1921 г., а затем с сентября 1923 по январь 1924 г. был военным министром Японии. С 1927 по 1929 г. — премьер-министр, министр иностранных дел и министр колоний Японии. Один из главных руководителей интервенции на Дальнем Востоке.