Шанхай был также узлом межимпериалистических противоречий и базой империалистического господства в Китае, выступавшего здесь в самой неприкрытый и циничной форме. В мире Шанхай называли и Жемчужиной Востока, и Парижем Азии, и Голкондой Китая, и, наконец, Городом Желтого Дьявола. «Шанхай — огромный город, мощенный асфальтом, с громадными зданиями, пышными многоэтажными отелями, широкими улицами, по которым движутся десятки тысяч пестрой людской массы, большим количеством мчащихся и ревущих автомобилей, длинными кварталами проституции, биржевыми «брокерами» — комиссионерами, играющими на разнице между «золотом и серебром», делающих «прибыль» на спекуляции, посредниками всякого типа и сорта, мчащимися в экипажах в погоне за прибылью из банка в банк, — довольно метко писал об этом городе А.Е.Ходоров в своей книге «Мировой империализм и Китай» в 1922 г. — Шанхай — город монотонного ритмического «пения» китайских полуголых рабочих, впряженных в телеги, переносящих тяжести или разгружающих иностранные корабли.
Шанхай — клоака мира с неисчислимым множеством «баров», распивочных мест, где пропивают, покупают и продают опий, душу и женское тело. Шанхай — город с отборными смуглыми индусами в чалмах — в роли верных и «преданных» охранителей полицейского порядка, и важными гордыми англичанами в роли высших «блюстителей» порядка. Шанхай — город спекулянтов, сыщиков, снобов и проходимцев, город жадной эксплуатации, город чахоточного труда рабочих и бешеных доходов «завоевателей».[500]
Действительно, Шанхай обладал всеми особенностями, присущими английскому представлению об идеальном колониальном городе. В нем царствовала кастовая система и правил западный принцип «разделяй и властвуй». Город состсоял из просторной и благоустроенной территории Международного сеттльмента и Французской концессии и тесного, скученного до предела китайского города. Вдоль улиц и авеню иностарнной части Шанхая, утопавших в зелени высоких деревьев, простирались тщательно подстриженные газоны, яркие цветники, сады. За ними поднимались полудворцы и виллы шанхайской знати. На улицах Международного сеттльмента рослые индусы в красных чалмах, с заплетенными бородами руководили транспортным движением и следили за порядком. Полицейскую службу на улицах Французского города несли анамиты из Индокитая (позднее полицейские силы пополнили русские). Полиция сеттльмента состояла не только из индусов, но в нее входили и китайцы, и англичане. Позже были включены и русские эмигранты. Однако даже по экипировке полицейского можно было определить отношение англичан в той или иной нации. Полисмены-китайцы были вооружены самым старым оружием; полисмены-индуся лучше оплачиваись и были вооружены более современным оружием. На недосягаемой высоте для них стояли английские полицейские. В трамваях сеттльмента кондукторами и вагоновожатыми служили китайцы, а инспекторами и контролерами билетов были корейцы. Взаимная вражда между ними не допускала никаких сговоров и комбинаций. Так было и во всех других частных и муниципальных предприятиях города.
Самым надменным и высокомерным насленением иностранного Шанхая, по мнению русских, было английское, состоящее за редким исключениме из разночинцев и авантюристов. Большинство английской знати Шанхая у себя на родине в социальном положении не поднялось бы выше мелкого торгаша на Истсайде в Лондоне. В колонии же эти разночинцы обрели то, что не могли найти у себя на родине; здесь они стали белой костью, людьми голубой крови, чопорной, надменной колониальной аристократией. В привольных условиях колониального быта и особенностей английского владычества они создали для себя исключительные права и положение, способствовавшие их быстрому обогащению.
Другие иностранные колонии не хотели отсать от англичан. Мелкие французские коммивояжеры, грошовые продавцы вразнос резиновых изделий, с трудом добывавшие на своей родине скудное пропитание, становились в колонии богатыми рантье, членами фешенебельных клубов, владельцами роскошных резиденций и вилл на Французской концессии.
«Иностарнное население Шанхая начала двадцатых годов не превышало 15–20 тыс., - пишет П.Балакшин. — Самой большой и влиятельной была английская колония, затем шли французы, американцы, немцы, итальянцы, скандинавы. Замкнутой и тесно сполоченной колонией жили японцы в районе Хонкью. В кастовой изоляции находилась большая колония «полукровынх» «завкастов», называвших себя португальцами, лиц португальского происхождения. В зависимости от преобладания той или иной крови в свою очередь они подразделялись на ряд каст.
Трехмиллионный китайский город, Великий Шанхай, как его называли китайские власти, делился не столько на касты и классы по признаку рождения, сколько на классы власть имущих и бесправных, на богачей и бедняков, на компралоров и кули».[501]
На самой низшей ступени сложной кастовой системвы Шанхая оказались прибывшие сюда русвкие эмигранты.
Такой Шанхай был очень удобен и для связей с внешним миром. Представитель Иностранного отдела Дальбюро ЦК РКП(б) в те годы Г.Н. Войтинский выехал в Шанхай и пробыл там лето и осень 1920 г. Он оказал содействие созданию в Шанхае в мае 1920 г. первого в Китае коммунистического кружка из пяти человек во главе с Чэнь Дусю. При его участии в августе в Шанхае был организован также Союз социалистической молодежи и начат выпуск еженедельного журнала «Чжунго гунжэнь» («Китайский рабочий»). Одновременно Г. Войтинский помогал группе Ли Дачжао в работе по организации коммунистических кружков в Северном Китае.[502] В докладе, сделанном в Москве В.Д. Виленским-Сибиряковым ИККИ о зарубежной работе среди народов Восточной Азии (с сентября 1919 г. по август 1920 г.) от 1 сентября 1920 г. сообщалось, что «в мае месяце с[его] г[ода] был организован временный коллективный центр для руководства расширенной работой», который был «приурочен местопребыванием в Шанхае и получил название «Восточноазиатского секретариата Ш Коминтерна». Подчеркивалось, что Шанхай является «главным центром коммунистического издательства в Китае» (помощь Коминтерна коммунистическим партиям Востока, согласно установке его IV конгресса, как раз и должна была выражаться прежде всего в содействии в деле постановки печати, периодических изданий и органов на местных языках»[503]). «Здесь секретариат располагает рядом газет и журналов, — говорилось в докладе. — Приобретены нами: «Шанхайская жизнь», из китайских газет — «Чжоубао», «Гуй жибао». Из журналов: «Синь циннянь» («Новая молодежь») — ежемесячный журнал, издаваемый доктором Чэнь Дусю, профессором Пекинского ун[иверситета], «Синь Чжунго» («Новый Китай») (последний перенесен сейчас в Пекин).[504] Виленским отмечалось, что в Шанхае организовано бюро печати.
Через Шанхай были сделаны попытки НКИД установить связь с Сунь Ятсеном. Первую осуществил посланный в Шанхай весной 1920 г. полковник старой русской армии М.Г. Попов, который в качестве профессионала должен был оценить военный («Северо-Западный») план Сунь Ятсена. Попов счел этот план неосуществимым, дав при этом весьма негативную оценку его автору, как «старомодному милитаристу, который не видит иного пути спасения своей родины, кроме военного».[505]
Вторую — примерно в то же время — осуществил эмиссар Москвы генерал А.Потапов. События 1917 г. застали его на Дальнем Востоке; в какой-то момент он счел за благо вернуться в Россию, но опасался, не будет ли препятствием этому его отнюдь не революционное прошлое (летом 1917 г. он поддерживал Корнилова). Поэтому Потапов решил возвратиться не с пустыми руками. «Д-р Сунь Ятсен, с которым я имел тесную связь в Шанхае, является ярым англофобом и врагом пекинского и кантонского (ныне распавшегося) правительства,» — писал он в докладной записке на имя Г.Чичерина…Мы условились с ним о связи по имеющемуся у меня китайскому и английскому шифрам. Кроме его фотографии, я никаких от него документов не имею. В разных беседах он неоднократно высказывал недоверие к возможности нашего успеха проведения коммунизма в России».[506]
500
А.Е.Ходоров. Мировой империализм и Китай (Опыт политико-экономического исследования). Шанхай. 1922. С.115.
502
В.И.Глунин. Григорий Войтинский. — Видные советские коммунисты — участники китайской революции. М., 1970. С. 70–17.
503
Коммунистический Интернационал и китайская революция. Документы и материалы. М. 1986. С.37.
505
E.Gunningam to Secretery of State, March 30, 1920. State Departament Archive (SDA), 761.93/142. Цит. по: М. Крюков. Ук. соч. С. 113–114.