Имевшиеся разногласия хорошо просматриваются и по письму представителя ОМС ИККИ в Китае А.Е. Альбрехта (он же Абрамович, Арно) И.А. Пятницкому из Шанхая от 25 февраля 1927 г. «Кстати о Григории (Войтинском. — В.У.). Он уехал отсюда накануне самых событий в Ханькоу. Накануне отъезда он мне лично говорил, что события назревают, и на мое замечание, что, пожалуй, лучше было бы, если бы он остался, он заявил, что он должен ехать и что, возможно, он вернется обратно. Но в то же время он предлагал всем уехать отсюда, — говорилось в письме. — Я считаю, что в этом отношении им был сделан большой промах. Вкратце вообще о его работе. Мне очень неприятно об этом писать, но считаю своим долгом сказать, что стыдно, чтобы ИККИ не выделил в такой ответственный момент человека, соответствующего серьезности момента. Вся его работа — это какое-то комбинаторство, какое-то сглаживание углов и примиренчество. Вместо того чтобы дать партии ясную директиву, он их запутывает самым пошлым дипломатничанием. Авторитет русских товарищей, по заявлению членов ЦК партии, весьма пал. Так как, во-первых, представитель ИККИ интригует, а в Китае это худшее, что можно сделать; 2) у представителя ИККИ нет линии, и он вполне разделяет вину за ту неясность резолюций и работы ЦК до сих пор; 3) он работает под впечатлением и дезорганизует работу ЦК партии.
Мое мнение, что если уже нет более сильного представителя, то лучше совсем его здесь не иметь.
Наша работа здесь весьма неплодотворна, т. к. ЦК избегает по мере возможности вообще встречаться с нами. Я и те товарищи, которые здесь остались, т. е. Черняк и Чарли (Т.Г.Мандалян и Н.М.Насонов.[560] — В.У.), стараемся быть полезными партии, но это очень трудно, т. к. перед своим отъездом Григорий всей своей линией и методами работы нас дискредитировал. Я снова повторяю, что мне неприятно писать об этом, но что это моя обязанность, и тов. Михаил (Пятницкий. — В.У.) знает, что я не интриган».[561]
В тот же день А.Альбрехт пишет второе «личное» письмо И.А. Пятницкому. В нем он после описания тяжелейших условий, в которых трудится шанхайский пролетариат, вновь обращается к фамилиям Г. Войтинского и Бородина, заявляя, что он возмущается, что «такому великому делу уделяют так мало внимания и что руководить им дают таким недостойным людям, как Григорий и Бородин. «Первый, не имея ничего за душой, вытравляет все живое в этом деле. Мечется, как белка в колесе, интригует и фанфаронствует. Другой еще хуже делает. Он потворствует самому худшему виду оппортунизма, сеет неверие и способствует лишь победе Чан Кайши», — жалуется Альбрехт.[562]
Аналогичная ситуация происходит весной 1928 г. Сотрудник ОМСа Альбрехт 1 мая 1928 г. в письме Пятницкому в резких тонах жалуется на Ольгу Миткевич (Александрович. 1889–1943),[563] которая в 1927–1928 гг. была представителем Профинтерна в Китае. «Она (Ольга. — В.У.) всеми правдами и неправдами вымогала и сейчас продолжает вымогать деньги, где только может (так, например, деньги от берзинских соседей (имеются в виду представители IV управления Штаба РККА. — В.У.) она получила и никому об этом не говорила). Благодаря ее вмешательству в денежные дела, мы никак не можем рассчитаться с китайцами, — сообщал Альбрехт.-…Абсолютная неконспиративность, таскание китайцев повсюду, провал всех наших помещений, связь со всеми соседями как берзинскими, так и другими, выхватывание денег, путчизм безграничный и, наконец, поддержка терроризма в его самой анархической форме… Она самым категоричным образом заявляет, что с постановкой в очередь дня вопроса о терроре считает обязательным, то же и [о] так называемой работе ГПУ».[564]
В 1927 г. в Шанхае осел некий мистер «Евгений Пик», который ранее работал в аппарате Бородина. Он был одной из наиболее ярких авантюристических фигур с десятком вымышленных имен: Кожевников-Хованский, Хованс, Пик, Клюге, Петров. Вот как он оказался в Шанхае. Сын астраханского купца, Е.М.Кожевников участвовал добровольцем в Первой мировой войне, был взят в плен. Вернувшись в Россию в 1918 г., он поступил в Красную Армию, примкнул к коммунистической партии и был назначен в школу ГПУ в Москве для прохождения офицерского курса. Одновременно он поступил учеником в одну из московских театральных школ и принял имя Хованского.
После окончания школы ГПУ Кожевников был послан вначале в Туркестан, затем на Украину в район польско-румынской границы. Одно время был прикомандирован к особой советской миссии в Турции и Афганистане. В 1925–1926 гг. Кожевников-Хованский состоял сотрудником ГПУ при советской военно-политической миссии Бородина и Блюхера в Китае.[565] Еще будучи на службе в советской миссии он установил связь с французской разведкой. Втершись в доверие части работников аппарата советников, он некоторое время подвизался в Ханькоу. Однажды он выкрал у Бородина его дневник и некоторые секретные бумаги и продал их французскому консулу. Позднее переход на работу к противнику он объяснял тем, что его семья пострадала от большевиков, отец был арестован и сидел в тюрьме, а брат его был расстрелян. Когда в советской миссии возникли подозрения в его предательстве, было решено его немедленно убрать. Его пригласили в один из иностранных домов Ханькоу, используемых секретно для нелегальных встреч резидентов. Там он был встречен двумя вооруженными китайцами. Чувствуя, что он попал в западню, Кожевников бросился бежать в сад, но был ранен китайским мечом в голову. В саду ему удалось добраться до каменной стены и через силу перелезть через нее на улицу. На его вопли и крики о помощи отозвались проезжавшие мимо иностранцы, которые и отвезли его в госпиталь.
Затем он с помощью англичан сбежал из Ханькоу в Шанхай, где стал открыто сотрудничать с английской контрразведкой. Он опубликовал серию статей в английской газете «Норд Чайна Дэйли Ньюз» о работе советских разведывательных органов в Китае. Статьи он подписывал псевдонимом Евгений Пик. Эти статьи были перепечатаны некоторыми китайскими газетами. Почти одновременно с публикацией его статей полиция Шанхая получила пространное письмо, подписанное буквами Н.Н., в котором сообщались имена 62 русских агентов, якобы прибывших и работающих в Шанхае. Полиция установила, что это было написано Кожевниковым.[566] В августе 1927 г. вышла его брошюра на английском языке «Китай в когтях красных».[567]
Его статьи, письмо в полицию и брошюра создали ему репутацию человека, хорошо осведомленного в советских интригах в Китае и хорошего осведомителя о советских резидентах. Его услугами пользовались как французские, так и английские власти в городе. Кожевников-Хованский создал себе репутацию незаурядного актера и режиссера. Его фигура с головой, прикрытой татарской тюбетейкой, чтобы скрыть шрам, полученный при бегстве, и лицо с лисьим выражением в глазах, стали хорошо знакомы русским театралам.[568]
560
Н.М.Насонов (Чарли, Юноша,1902 — ?) — в 1924–1926 гг. — военный советник в Китае. С июля 1926 г. — помощник начальника 4-го отдела IV управления Штаба РККА, затем начальник штаба 43-й стрелковой дивизии. С ноября 1927 г. сотрудник IV (разведывательного) управления Штаба РККА.
563
Александрович, (А.Миткевич, 1889–1943) в 1927–1928 гг. представитель Профинтерна в Китае. В 1928–1930 гг. на партийной работе на Северном Кавказе. В 1930–1931 гг. ответственный инструктор ЦК партии. В 1931–1936 гг. парторг, затем директор авиационного завода. Незаконно репрессирована.
567
М.Е.Шасс. Годы работы в революционном Китае (Из воспоминаний финансового советника). — На китайской земле. М.,1974. С.124.