Что касается интересующих нас областей, то на их территории имеются органы, несравненно более компетентные выразить волю народа, но которые до сих пор не имели этой возможности потому именно, что они опирались на самые широкие массы. Таким образом, теорию, которую развил г. председатель германской делегации о том, что каждый орган, претендующий на выражение народной воли, призван ее выразить, – эту теорию мы считаем находящейся в коренном противоречии с подлинным принципом самоопределения, ибо в ту эпоху, когда исторически унаследованные органы выражали, под видом народной, свою волю, право самоопределения народов ни в каком смысле еще не было признано. В частности это касается Финляндии. Здесь мы как раз имеем наиболее удобный пример для иллюстрации нашей мысли: Финляндия не была оккупирована чужими войсками. Воля финляндского народа выразилась в тех формах, которые могут и должны быть названы демократическими. И с нашей стороны не представляется никаких решительно возражений против того, чтобы осуществилась тотчас же на практике воля народа, выраженная таким демократическим путем.
Что касается Украины, то там такого рода демократическое самоопределение еще не закончилось. Но на Украине нет иностранных войск, а русские войска удалятся с украинской территории и не будут и не могут чинить никаких препятствий к самоопределению Украины. Так как это чисто технический, а не политический вопрос, то мы не видим решительно никаких препятствий к тому, чтобы самоопределение украинского народа происходило на почве предварительного признания независимости Украинской Республики.[25]
Более того, те соображения, какие развил г. председатель германской делегации, при нынешнем положении самоопределяющихся народов практически исключают возможность ясного волеизъявления. Они практически неосуществимы, потому что воля того или другого ландтага может встретиться с выражением воли других частей населения, имеющих свои общественные и политические организации.
И мы не найдем иного критерия для решения конфликта, нежели волю всего населения в целом. Если мы возьмем, например, – я это беру только как пример, – Ригу, то там старый муниципалитет был смещен новым муниципалитетом, и, следовательно, весь вопрос о воле населения Риги сводится к тому, какое из этих представительств мы будем считать или должны были бы считать действительным выразителем воли городского населения.
А если принять во внимание, что данные области России переживали в момент оккупации процесс глубочайшей демократизации, то, с точки зрения г. председателя германской делегации, судьба соответствующих областей зависела бы от того, какого числа и в какой момент оккупационные войска вступили в эти области и какие органы они там застали. Такая постановка вопроса, без всякой принципиальной основы, лишила бы будущие государственные отношения устойчивости.
Мы полагаем, что для того, чтобы во вновь образовавшихся государственных единицах воля народа могла выражаться ясно и определенно, необходимо создание временного органа, который представлял бы наличные в данной стране общественные и политические организации и группировки с достаточной полнотой и который имел бы своей прямой и непосредственной задачей опрос всего населения страны относительно желательных форм управления и будущей его судьбы.
Кюльман ставит вопрос о том, «кто должен создать этот орган и из какого источника тот, кто создаст его, будет черпать полномочия на это» и кто даст право этому органу навязывать народу референдум, для него, может быть, нежелательный.
Троцкий. Я с большим интересом принимаю участие в прениях по этому вопросу, рамки которых раздвигаются при столь любезном содействии г. председателя германской делегации. Я должен сказать, что те правовые затруднения, которые здесь выдвигает г. председатель германской делегации, остаются, по крайней мере, в такой же силе и при его постановке вопроса, ибо ни одному из ландтагов, если взять этот пример, никто не давал права политически определять судьбу соответствующих областей. И момент, когда тот или другой ландтаг выразил волю к независимому государственному существованию, был моментом нарушения права. Я говорю это не для того, чтобы возражать против таких нарушений права. С нашей стороны германская делегация, разумеется, меньше всего может этого ожидать. Но вот вопрос чрезвычайно интересный: кто имеет в данном случае революционное право оборвать правовую преемственность? Мы считаем, что те общественные организации, которые представляют широкие народные массы, имеют гораздо более прав на революционный прием – порвать государственную преемственность и от имени тех слоев населения, на которые они опираются, взять на себя инициативу опроса населения. Если бы оказалось, что народ отвергает референдум, – у народа всегда останется возможность своим голосованием передать полномочия ландтагу.
Я не знаю, однако, в истории примера, чтобы всеобщее избирательное право или референдум оказались навязанными народу извне и не отвечали бы его идеалам, и если бы только эта опасность стояла перед нами, то, я думаю, дело было бы разрешено к общему нашему удовольствию без всяких затруднений.
Кюльман полагает, что раз вопрос идет о революционном праве, он «переходит в область силы». Задача же заключается в том, «чтобы из области силы перейти на почву соглашения».
Троцкий. Я совершенно с этим согласен, и на этом основывается вся моя аргументация, – другими словами, я полагаю, что если бы те или иные области получили устройство, не соответствующее их воле и навязанное им силой, опирающейся на чисто внешнее давление, созданное внутренне-изжившими себя унаследованными органами, – то у соответствующего населения останется всегда право апелляции к революции.
Но именно поэтому я считаю, что задача переговоров состоит в том, чтобы избавить соответствующее население от очень трудной задачи революционным путем восстанавливать утраченные права. Именно поэтому мы и предлагаем создать такие формы, которые возлагали бы ответственность за тот или иной способ государственного самоопределения на само население.
Кюльман выставляет положение, «что там, где нет других исторически возникших представительных органов, существующие должны, хотя бы временно, признаваться как представительства народа» и выразители его воли, «в особенности по жизненному вопросу о стремлении нации к национальной самостоятельности».
Троцкий. Во избежание возможных недоразумений, – на что обращает мое внимание мой коллега и друг Каменев, – я считаю необходимым еще раз заявить то, что само собою вытекает из всей нашей позиции. Из того факта, что народы, о которых идет речь, входили в состав народов Российской Империи, мы не делаем решительно никаких выводов, которые могли бы в какой бы то ни было степени ограничивать или урезывать будущее самоопределение этих народов.
Весь вопрос сводится для нас к тому, чтобы будущее самоопределение фактически стало самоопределением, не ограниченным внешними влияниями.
Вместе с тем я должен обратить внимание на то обстоятельство, что мы расходимся не только по вопросу о структуре временного органа, но также – и в особенности – относительно его полномочий. Прежде всего, г. председатель германской делегации признает, вместе с нами, возможность отсутствия на соответствующей территории правомочных органов для выражения народной воли. Он считает необходимым, ввиду отсутствия таких органов, признать временно-уполномоченными созданные для других целей органы. Но он тут же немедленно расширяет их полномочия в такой мере, которая не соответствует обстоятельствам дела: вместо того, чтобы признать – в крайнем случае – эти органы вспомогательными при выработке органов, выражающих общенародную волю, он признает фактическое их существование уже за выражение народной воли.
Мы же суживаем деятельность тех временных учреждений, которые мы считаем необходимыми создать, и предлагаем их задачу видеть только в обеспечении наиболее совершенного выражения воли народа.
25
Взаимоотношения между советской делегацией и делегацией У. Н. Р. – могут быть поняты лишь после ознакомления с событиями, имевшими место на Украине. Революционная борьба, развернувшаяся на Украине, как и во всей России, в период между февралем и октябрем, а также и в последующий период, осложнялась борьбой национальной. Националистические – как буржуазные, так и лжесоциалистические – партии Украины занимали в течение всего периода между февралем и октябрем двойственную позицию, лавируя между большевиками и партиями Временного Правительства и сосредоточивая все свое внимание на вопросах самоопределения Украины. Для урегулирования этого вопроса и была создана из представителей всех националистических украинских организаций т. наз. центральная Рада. Не играя никакой роли в общей политической борьбе на Украине, центральная Рада занималась лишь вопросами национальной жизни, ведя по этому поводу переговоры с Временным Правительством. Однако, внешне уклоняясь от политической борьбы, Рада подготовляла захват власти, создавая национальные войска, подготовляя комиссаров, чтобы в момент падения правительства Керенского поставить их на место комиссаров Временного Правительства. Воспользовавшись борьбой между войсками Временного Правительства и большевистскими частями в момент Октябрьской революции, центральная Рада заняла своими войсками в Киеве все караулы в городе и правительственных учреждениях и спешно сформировала правительство – Генеральный Секретариат. Немедленно все ответственные посты были заняты агентами Рады, в Киев были стянуты войска, на местах комиссары Керенского были заменены комиссарами центральной Рады. Советы были отодвинуты на задний план, их функциями были объявлены «местные задачи», и начались переговоры с правительством Дона и Кубани, с правительством Каледина о заключении союза против большевиков. Советские войска стали разоружаться. Было объявлено о предстоящем созыве украинского Учредительного Собрания. Когда выяснилась вся эта политика Рады, в ряде советов возникла мысль о созыве Всеукраинского Съезда Советов, который поставил бы вопрос о Советской власти на Украине. Съезд был назначен на 19 декабря. Он собрался вовремя, но было уже поздно. За 3 дня до открытия Съезда была арестована группа активных работников Киевского Совета; агенты Рады, пользуясь поддержкой своих войск, захватили помещение мандатной комиссии, печати и бланки и начали выдавать мандаты своим сторонникам. Выступившим на Съезде с протестом большевикам не дали говорить, фракция большевиков удалилась и организовала особое совещание.
В тот же период Совет Народных Комиссаров объявил Раде войну. Это обстоятельство дало возможность Раде, под видом борьбы с «москалями», разгонять советы, арестовывать и уничтожать большевиков.
Именно в этот момент и начались переговоры с немцами. Одновременно с этим и внутри Украины уже шла гражданская война.
Отколовшаяся часть киевского Съезда постановила слиться с Донецко-Криворожским областным съездом советов и избрать ЦИК Украины. Одновременно с этим зашевелилась недовольная политикой центральной Рады деревня, и настроение ее передалось и украинским войскам, среди которых началось разложение.
К январю движение охватывает всю Украину, большевистские войска окружают Киев и после 10-дневного упорного боя берут его (25 января).
Ясно, что при таких условиях положение делегации Генерального Секретариата в Бресте было не из приятных. По мере того как советские войска одерживали верх и захватывали один пункт за другим, украинская делегация сдавала один за другим все предъявленные ею первоначальные условия мира с Германией и Австро-Венгрией. В начале переговоров советская делегация предложила украинцам выступать согласованно и совместно против немцев{16}. Те согласились, но потом изменили, начав сепаратные переговоры с немцами, в надежде использовать их против большевиков. Подлая роль украинской делегации, о которой неоднократно говорил тов. Троцкий в своих речах этого периода, не укрылась даже от Чернина, который в своих мемуарах следующим образом характеризует образ мыслей, политику и намерения украинцев:
«Украинцы сильно отличаются от русских делегатов. Они значительно менее революционно настроены, они гораздо более интересуются своей родиной и очень мало социализмом. Они в сущности не интересуются Россией, а исключительно Украиной, и все их старания направлены к тому, чтобы как можно скорее эмансипировать ее… Они явно были намерены использовать нас, как трамплин, с которого удобнее всего наброситься на большевиков. Они стремились к тому, чтобы мы признали их независимость, дабы они могли подойти к большевикам с этим fait accompli (совершившимся фактом) и заставить их принять украинцев, как представителей равноправной державы, пришедших завершить дело мира». (Запись от 6 января 1918 г.)
С другой стороны для держав Четверного Союза было также чрезвычайно важно договориться с Украиной для улучшения продовольственного положения в Германии и Австро-Венгрии, где на этой почве происходили волнения. «Мир с Украиной состоялся под давлением начинающегося форменного голода» – сообщает далее (11 февраля) Чернин.
«Без Украины голод был неизбежен» – сообщает в своих мемуарах и Людендорф. Естественно, что при таком положении немцы решили временно прервать переговоры с советской делегацией и ускорить заключение мира с Украиной (см. примечание 82).
4 февраля Кюльман и Чернин прибыли в Берлин. В основу переговоров с украинцами было положено обязательство поставить большое количество продовольствия для Германии и Австрии. Взамен украинская делегация получила обещание об образовании в восточной Галиции автономной украинской области.
Обе стороны сильно спешили с переговорами, которые и были закончены уже 8 февраля.
Вскоре после этого центральная Рада, призвавшая немцев для борьбы с большевиками, была немцами же разогнана (см. примечание 112).