Вначале наша контрреволюция пользовалась открытыми буржуазными контрреволюционерами – Гучковым, Родзянко, Милюковым, – чтобы задержать развитие революции. Но эти открытые империалисты быстро сошли на нет. На смену им явились эсеры со знаменем Учредительного Собрания. Учредительное Собрание было быстро сметено, но память о нем долго была жива у отсталых слоев населения, и империалистская контрреволюция пользовалась правыми эсерами, как орудием, для того чтобы поднимать эти отсталые элементы на восстания, на мятежи и проч. Но и правые эсеры скоро сошли на нет. Сейчас ближайшим орудием в руках империалистской контрреволюции являются левые эсеры, которые объявляют себя сторонниками Советской власти. Правда, левых с.-р. в природе мало, но агентов, которые поднимают знамя левых с.-р. или знамя Советской власти против Советской власти, – таких агентов довольно много. Почему? Потому, что сейчас все кулаки, все контрреволюционеры и все их агенты и прохвосты перекрашиваются в левых эсеров, когда пытаются поднять восстание. В этих труднейших условиях перед нами встает важная задача – закрепить за собой политический и идейный капитал, состоящий в том, что крестьянин понял, что Советская власть – это его власть, в том, что теперь крестьянина уже нельзя двинуть на контрреволюционные действия иначе, как под лозунгом Советской власти. Более того, штабы этих контрреволюционных восстаний организованы теперь совершенно по типу наших штабов. Во всех уездных городишках, в волостях, где вспыхивали восстания, создавались революционные военные советы или комитеты со своими военными специалистами, со своими особыми комиссарами, которые подделывались под советские учреждения, чтобы завоевать доверие крестьянина. И на допросах крестьяне прямо говорили, что они за центральную Советскую власть целиком, но что на местах у них были свои обиды, и что они создавали свои советские органы для того, чтобы отстаивать свои крестьянские интересы, а за этой надстройкой действовали уже агенты Колчака и англо-французских империалистов, идейные вдохновители восстаний – эсеры и меньшевики. Но не удовлетворяясь восстаниями и призывами к стачкам, враги рабочей и крестьянской власти пошли за последнее время на самые тяжкие преступления. Вы знаете о бомбах, которые бросали в красноармейцев в Петрограде. Вы знаете, что в Петрограде были найдены бомбы в помещениях водопровода, предназначавшиеся для того, чтобы взорвать петроградский водопровод и лишить население воды. Между Петроградом и Москвой был перерезан путь, были взорваны мосты, чтобы исключить возможность соединения Петрограда с Москвой. И такого рода явления наблюдаются в разных местах. Мы имеем уже тут инициативу и действия отдельных небольших партизанских отрядов в 10 – 15 – 20 боевиков. Так бывает всегда после крушения больших военных предприятий. На сцену выступают мелкие группы и отряды в разных местах и пытаются доделать сорвавшееся дело.
Меньшевики и эсеры в своих органах прямо, конечно, не говорили, что рекомендуют взорвать петроградский водопровод или разрушить Николаевскую железную дорогу, но они усердно внушают рабочим и крестьянам мысль, что при другой власти будет лучше. Я не сомневаюсь, что 9/10 сколько-нибудь мыслящих эсеров на вопрос, какая власть явится на смену Советской власти, теперь уже не ответят, что этой властью будет Учредительное Собрание. Они знают, что этого не будет. Они убедились в этом на примере украинской и кубанской рады, которые сейчас Деникин свел к нулю, на примере уральско-сибирской учредилки, которая больше не существует. Они видели это на примере учредиловца Чайковского на севере, где господствует английский капрал, а не воля тамошней северной демократии. Ни один сколько-нибудь здравомыслящий человек из среды эсеров не скажет, что на смену Советской власти явится власть Учредительного Собрания. Наоборот, в частных разговорах они сами теперь признают, что мы единственная революционная сила, что если бы пала Советская власть, то тем самым пала бы революция, что сменить Советскую власть могла бы только жесточайшая контрреволюция. Но такова природа этой насквозь развращенной мелкобуржуазной интеллигенции, которая тысячью видимых и невидимых нитей связана с капиталом, что даже когда политическое сознание подсказывает ей, что Советская власть есть единственная революционная власть, она продолжает умничать и измышлять какие-то свои собственные пути. Она не хочет признать, что история, а не мы, создала все, что мы имеем, что Советская Россия есть наследство прошлого, и что нужно вытаскивать Советскую Россию вперед на большую дорогу. Нужно идти по тому единственному пути, по которому только и можно вытянуть телегу русского социалистического развития. Поэтому, г. интеллигент, если у тебя есть хоть частица чести и добросовестности, встань в ряды рабочего класса. Конечно, это трудно: приходится бродить по колена в крови и в грязи на фронте, но нет другого пути. И поэтому впрягайся, господин интеллигент, в эту нашу советскую телегу и будем ее совместно тянуть. Вот ясный неотразимый вывод для всякого сколько-нибудь честного друга народа, но они этого вывода не делают: до такой степени развращена и внутренне испорчена до мозга костей интеллигенция. В ней не осталось живого нравственного сознания, что вся ее политика фактически сводится к тому, чтобы затруднять нашу работу.
В этом именно состоит объективная практическая задача господ литераторов из среды меньшевиков и эсеров. Они считают, что они неприкосновенны – неприкосновенны потому, что им были открыты двери в Советскую Россию, что они легализованы, что они могут печатать на советской бумаге, советским шрифтом свои пасквили. Кроме того, они дожидаются приезда бернской делегации из таких же французских и немецких меньшевиков и эсеров, и они считают, что перед лицом такого грозного судьи, как французские Мартовы и Даны, мы не посмеем тронуть русских Мартовых и Данов. Но наша задача в том, чтобы продержаться против внешних и внутренних врагов, и если нам мешают Мартовы и Даны, мы готовы стереть их в порошок, чтобы только продержаться. (Бурные аплодисменты.)
Вспомните, товарищи, что совсем недавно пролетарская Россия и вы прежде всего, рабочие Москвы, среди этой голодной и суровой зимы имели величайшее нравственное удовлетворение, когда сюда к нам в Москву прибыли представители европейских рабочих на международный коммунистический конгресс. Казалось бы, что русские социалисты – эти господа считают себя социалистами – должны были бы гордиться, что у нас в Кремле, в царско-поповском Кремле собрались представители немецкого, австрийского, венгерского, французского, скандинавского пролетариата. А вместо того они с пренебрежением пишут, что это несерьезные представители, что это какие-то венгерские эмигранты, что венгерская коммунистическая партия слаба, что только отдельные группы представлены на этом съезде. Так писали Мартов и Дан на другой день после нашего коммунистического конгресса. Но, прежде чем просохла типографская краска на их бесстыжей газете, в Венгрии разразилась революция, и поднялась во весь рост власть рабочего класса. Хорошо, что в данном случае опровержение явилось на другой день. Но это не всегда так бывает, иногда между их ложью и опровержением проходит более продолжительное время, и они пользуются им, чтобы отравить сознание рабочих, чтобы вставлять палки в наши колеса и тормозить нашу работу. Если это тяжело отражается на всей нашей работе вообще, то в особенности на нашей военной работе, потому что солдаты нуждаются в однородном сплоченном сознании. Они принимают непосредственное участие в борьбе, они идут умирать за дело, которое считают своим священным долгом, и если в их сознание будет заброшено сомнение, если будут расшатывать их психологию (хотя бы и подделываясь под Советскую власть), тогда, разумеется, армия распадется неизбежно.