Я хотел бы подчеркнуть, что нет ничего неизбежного в модели бума/спада. Она просто представляет линию наименьшего сопротивления, путь, по которому вероятнее всего будут разворачиваться события. Если сопротивление будет достаточно сильным, линию можно разорвать в любом месте. Прерывистость присуща рефлексивным моделям – в противном случае тенденция, катящаяся под уклон, так и катилась бы вечно, ускоряясь в соответствии с физическими законами. При нормальном ходе событий тенденция должна зайти довольно далеко, пока соберутся достаточные силы, чтобы выровнять уклон. Но тенденции могу! быть остановлены в любой момент, особенно если в игру вступают экзогенные (внешние) силы. Откуда же могут исходить эти силы? По-моему, только с Запада.
Я постараюсь быть более конкретным и обозначить возможный путь линии наименьшего сопротивления. Не стоит и говорить, что это только одна из многих возможностей, которая – так уж случилось – более вероятностна, чем остальные, о чем свидетельствуют факты, которыми мы сегодня владеем. Но по мере развития событий расклад может поменяться. Таким образом, мое предсказание не обладает исторической неизбежностью.
Сегодня явно проявляются две линии конфликта. Одна линия – между требованиями автономии и независимости в республиках и желанием центра сохранить целостность Союза. Другая – между левой ориентацией народных фронтов в республиках и нарастающей правой ориентацией России. Вог как может разрешиться драма.
По-моему, центр не сможет противостоять требованиям республик. Своими действиями в ходе армянско-азербайджанского конфликта Горбачев продемонстрировал, что он не хочет применять силу. Это обозначило поворот от режима террора к эпохе уговоров. Горбачев – мастер убеждать, но слова бессильны против законных требований народа. Горбачев побил все рекорды, бесчисленное количество раз повторив, что Советский Союз не может санкционировать независимость Прибалтийских республик. Это сделало его позицию уязвимой. Какой бы компромисс он ни выработал, это все равно неизбежно приведет к дальнейшему ослаблению центральной власти. На мой взгляд, положение Горбачева более шатко в Прибалтике, чем в Азербайджане и в других азиатских республиках. В Азии он может применить силу, в Прибалтике – нет. Даже если его сменит на посту консерватор. Советскую власть не удастся удержать силой, потому что армия ненадежна. Сегодня в Советском Союзе просто недостаточно сил, чтобы уговорить Прибалтику подчиняться. Какой консерватор захочет взять власть, если он не может применить силу? Таким образом, положение Горбачева более устойчиво, чем может показаться; только власть, которую дает этот пост, может ослабляться. Ослабление центральной власти просто ускорит процесс дезинтеграции. Уход Горбачева завершит этот процесс. Невозможно предсказать, как далеко зайдет этот процесс, но распад Советского Союза очень вероятен. В конце концов, после краха царизма Российская империя тоже развалилась.
Чем более независимыми становятся республики, составляющие Союз, тем более вероятно то. что реакционный националистический режим захватит власть в РСФСР. Подобный режим питается вековой антизападной и антисемитской интеллектуальной традицией. Не случайна схожесть его с нацизмом. У них общие философские корни[20] и общее чувство национального унижения, обиды, которое будет стимулировать экспансионистскую политику. Принимая во внимание широкое размещение атомною оружия, трудно удержаться от вывода, что новый русский националистический режим будет представлять большую опасность для мира, чем когда-либо Советский Союз. Пока ему удавалось удерживаться в роли сверхдержавы, контролирующей весь мир, он очень осторожно действовал, потому что осознавал свою уязвимость. Новый режим будет пытаться показать себя, доказать свою состоятельность, и единственным средством в его распоряжении будет военная сила. К счастью, атомные арсеналы становятся бесполезными с течением времени (это связано со временем полураспада трития), поэтому угроза будет скорее региональной, чем глобальной.
Совершенно не обязательно, что события развернутся именно таким образом, но, если ничего не будет предпринято, чтобы предотвратить это, вполне вероятно, что так все и произойдет. Что должен делать Запад в этой ситуации? Это вопрос, к которому я обращусь в следующей главе.