Подсобный рабочий (Недавно из села?
Недавно из-за прилавка? На заводе недавно?),
Согнутый и потный больше чем надо,
В калильный цех несет со склада коробку стальных валиков,
Ступает опасливо-широко,
Словно зубья подачи «шепинга»
Можно расплескать, как молоко,
Или развеять по ветру, как одуванчик.
И лишь только
Поставил коробку на деревянную стойку
У калильной печи,
Шумно вздыхает, словно пятипудовую штангу
Свалил с плеч.
И смотрит на калильщика.
А молчаливый ловкач в прожженной углем спецовке,
Почти не глядя на печь,
Клещами выкладывает валики
По дну своей «духовки».
Ему-то не надобно слов:
Он знает всю радугу побежалых цветов
И когда покраснеть, а когда пожелтеть металлу,
А когда в бачок машинного масла
Мало-помалу
Опускать шипящий валик…
И будет сталь тверже стали.
И знает еще многое товарищ калильщик,
Насупленный, тихий,
В синих очках мудреца.
…И, отерев пот с лица,
Подсобник, вздыхая, покидает цех:
«Как хорошо быть калильщиком…
Неужель это счастье доступно для всех!»
Я — в фате продырявленной, из мешка,
Груз несу от борта грузовика.
А над складом в сиянии ста витрин
Людной улицы Горького магазин.
И смотреть не могу я по сторонам,
Сторониться нужно не мне, а вам,
Кто с руками свободными вышел в путь.
Из-за тяжести я не могу взглянуть.
Вижу только локти свои да грудь
И одну да другую ногу.
Я работаю. Дай дорогу!
Кто с тяжелой ношею в путь идет,
Тот шагает прямо, пусть знает тот,
Что уступят путь ему каждый миг
И ребенок, и женщина, и старик,
Перед тем, кто носит помногу.
Грузчик я. Дорогу! Дорогу!
Снова зеленые всходы
Над прошлогодней листвой.
В пыль измельченные воды
Тучей несет над Москвой.
Смолкнуло, заблестело…
Что это — солнце взошло?
(Грянуло, потемнело…)
Нет, полило, полило.
Струи! Они исчезают…
Где они делись? Смотри:
Вот уж они распрямляют
Почки берез изнутри.
Чтобы росла и гудела
Каждой травинкой земля.
Хочется важного дела.
Это не нужно,
А я, —
Краны наполнены, знаю,
Водопроводной водой —
Всё же ведро выставляю
Под водосточной трубой.
Всё, что не врыто, не вбито,
Всё, что корней лишено,
Будет размыто и смыто,
Ливнем унесено.
Георгий Кузьмич Суворов родился 19 апреля 1919 года в селе Абаканском Енисейской губернии (ныне Красноярского края). Его родители, крестьяне-бедняки, рано умерли. После окончания начальной школы Суворов закончил Абаканский педагогический техникум, одновременно преподавал в сельской школе. В 1939 году он поступил в Красноярский педагогический институт, но учиться там ему практически не пришлось, так как осенью 1939 года он был призван в армию, служил в Омске. Там, в омской периодике, и появились его первые стихи. Оттуда он в первые дни войны уехал в действующую армию.
Г. Суворов прошел путь от рядового до командира взвода противотанковых ружей, служил офицером связи, сотрудником дивизионной газеты. После второго ранения и лечения в госпитале весной 1942 года Суворов настоял на том, чтобы его послали на фронт, участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда.
13 февраля 1944 года гвардии лейтенант Георгий Суворов был смертельно ранен при отражении контратаки немецких танков на реке Нарове и 14 (по другим источникам, 13 или 18) февраля умер. Похоронен около деревни Криуши.
Г. Суворов посмертно награжден мемориальной медалью конкурса им. Н. Островского, проводившегося Союзом писателей СССР и издательством «Молодая гвардия».
389. «Хотя теперь сонеты и не в моде…»
Хотя теперь сонеты и не в моде —
Узки, тесны, простора мысли нет,
Сентиментальны по своей природе,
В четырнадцати строчках сжат поэт…
Пусть будет так. Пусть небылицы бродят.
На старый кедр пролей ты новый свет, —
Поэт, скажи сонетом о походе,
И по-иному заблестит сонет.
В четырнадцать чеканных светлых строк
Вложи времен живую эпопею…
И что ни слово, ни строка — рывок.
Сонет — снаряд смертельный по врагу,
Петля врагу кровавому на шею,
Кровь, пламенеющая на снегу.
Январь — март 1942?
{389}
390. «Еще вчера мечтал об институте…»