Выбрать главу

432. Санкт-Петербург

Во льдах, с погодой не в ладу, Вели суровые поморы Поток плотов на поводу, — О берег бились волны спора: — Вконец погубит, лиходей! — Подохнем, братцы, без причастья — Смышленых, видишь ты, людей Шлет к супостатам обучаться Владеть мечом и долотом Да городить дома в туманах… — Вишь, срезал бороду, потом Нательный крест сорвет с гайтана…
Недолог спор, недолги сборы, Пока палаты небогаты, Открыть кабак, закрыть соборы, Копить казну, рубить фрегаты…
Страна посевов и лесов Роптала глухо. Но Петру Уже виднелся порт Азов, — И он, как парус на ветру, Упрям в работе плодотворной. Он на лесах, весь на виду.
Ропщи, страна, но будь покорна Его стремлению! Пойдут Людей дубовых караваны По зыбям северных морей, Пробьются к южному лиману — И, где ни кинут якорей, Купцам, вельможам нерадивым Понять помогут вымпела, Что воля росса породила И что Россия создала.
Страна дубов, убогих срубов (На поле копны урожая) Роптала явственней, сквозь зубы, Едва не бунтом угрожая: «Опять указ для голытьбы: “Валить дубы под самый корень”. А ноне время молотьбы! Не быть добру!» Кто правый в споре?
Не быть добру — еще не видят Добра лесные жители. Но вот плоты, на стрежень выйдя, Опять Петра увидели. Широкое его лицо Сияло бритыми щеками. Он выше вздыбленных лесов И тверд, как тот накладный камень.
Он говорил: «Друзья, радейте!» А через ямы, через кочки Уже дворовые гвардейцы Несли ковши, катили бочки И жгли бенгальские костры — Во славу флота жгли на мачтах…
Среди бород, среди расстриг И на плотах хмельная качка. Но он один, как исполин, Стоял, и хмель его не трогал, Мечтою трезвою палим О славе русского народа.
<1940> {432}

433. Памятник восстанию

Султан гвардейца на ветру, Покрыта инеем кокарда. Стрелки, оледенев, замрут Перед конем кавалергарда.
Декабрь на площади. С ветвей Соседних кленов опадали Комочки пуха. Воробей И ворон битвы не дождались.
Того не выждал и народ, В кабак забившийся от стужи, Кликуша выла у ворот, Слезились будочники тут же От умиления…
Царем В морозный этот полдень станет Жандарм. Ликуй, кто одарен Тулупом, чином и крестами!
В тумане площадь. На стене Незавершенного собора Дремал архангел, посинев. И он увидел штурм нескоро.
А выше на лесах стоял Строитель сгорбленный. (Веками Строитель так стоял, тая За пазухой тяжелый камень.)
Еще невнятен и ему Был гул на площади Сенатской, Но ужас голода, чуму, Сиротство нищенской, кабацкой
Родни, злорадство богатеев Тогда строитель угадал; Гвардейцев смелую затею Благословил он — и когда
На белом холеном коне Кавалергард на площадь вынес Державу и, осатанев, Огнем велел восставших выместь,
Худую спину распрямив, Перекрестив свою сермягу, Сказав: «Царь-батюшка, прими Мою холопскую присягу!» —
Метнул строитель с высоты Лесов согретый кровью камень: Руки движением простым Стал гнев, накопленный веками.
<1940> {433}

434. Памятник поэту

Где царь вознесся на коне И замер в сумраке зловещем, Поэт завидовал волне, Что ей простор морской обещан.
И в самой зависти, шумливей Волны, он тосковал о мщенье. С плаща стекал осенний ливень, И капли плыли по теченью.
А он куда направит бег Судьбы своей? Где кинет сходни? Иссякнет ливень, хлынет снег — Тоска и злоба безысходны.
Пока дворцовые огни Блистают, словно эполеты, Пока подобьем западни Россия кажется поэту.
Нева черным-черна у ног, Ночные воды непроглядны. На что надеяться он мог? Чего желать? Ночь… Плеск невнятный…
Где конь на каменной волне С разлету брызнул медной пеной, Всё отзывается во мне Негодованье лиры пленной!