Выбрать главу
Не позднее 29 июля 1939 {28}

29. «Мы вышли в сад…»

Мы вышли в сад. (Ты даже позабыла Надеть пальто). А нас встречает осень. Она хрустит (Так лишь хрустят суставы Замёрзших пальцев). И к ногам слетает Упругим яблоком, Блестящим и холодным. Мы вышли в сад. И нам понятно стало, Что детство кончилось, Что этот сад, Где раньше Мы бегали, Ловили птиц, Смеялись, — Теперь нам дорог Как воспоминанье. Калитка скрипнула. Мы повернули вправо И по мощёной улице пошли. Тому назад лет десять, По утрам, Когда рассвет невнятно начинался, Здесь шёл пастух, А перед ним покорно, Сосредоточенно брели коровы. И мы задумались… Но вдруг из-за угла, Подрагивая и гудя истошно, Тяжёлый показался грузовик. За ним ещё один… Мы поспешили Скорее удалиться с мостовой. Шофёры презирали нас, наверно.
Мы молоды, свободны, Нам не нужно О прошлом, о далёком вспоминать. Нам некому завидовать — Мы сами Огромный поворачиваем мир. И то, что в этом городке Ютилось тихо и беспечно жило, Вставало утром и на рынок шло, И перед домом клумбы разбивало, — Мы взяли в руки. И, как в сказке, вырос Прекрасный город силы и здоровья. Весёлым юношей с весёлыми глазами! ………………………………………… Тебе не холодно? Накинь моё пальто. Взгляни кругом. Ты видишь — этот город Упорной нашей дружбой зарождён.
Не позднее 10 января 1940 {29}

30. Одесса, город мой!

Я помню, Мы вставали на рассвете. Холодный ветер Был солоноват и горек. Как на ладони, Ясное лежало море, Шаландами Начало дня отметив. А под большими Черными камнями, Под мягкой, маслянистою травой Бычки крутили львиной головой И шевелили узкими хвостами. Был пароход приклеен к горизонту Сверкало солнце, млея и рябя, Пустынных берегов был неразборчив контур. Одесса, город мой, мы не сдадим тебя! Пусть рушатся, хрипя, дома в огне пожарищ, Пусть смерть бредет по улицам твоим, Пусть жжет глаза горячий черный дым, Пусть пахнет хлеб теплом пороховым, Одесса, город мой, Мой спутник и товарищ, Одесса, город мой, Тебя мы не сдадим!
Не позднее 18 июля 1941 {30}

31. «Бывает так, что в тишине…»

Бывает так, что в тишине Пережитое повторится…
Сегодня дальний свист синицы О детстве вдруг напомнил мне. И это мама позабыла С забора трусики убрать… Зимует Кунцево опять, И десять лет не проходило…
Пережитое повторится…
И папа в форточку свистит, Синица помешала бриться, Синица к форточке летит…
Кляня друг друга, замерзая, Подобны высохшим кустам, Птиц недоверчивых пугая, Три стихотворца входят к нам.
Биндюжной их встречают бранью, В ней много юга и тепла, И строчки возникают сами, И забывают про меня.
А я на самодельных лыжах По следу стройному бегу, Меж двух березок, ниже, ниже, Мигнуло солнце глазом рыжим, Снег словно мухами засижен… Так в предрассветном сне, как в детстве, я живу.
Не позднее 10 ноября 1941 {31}

32. «Ты помнишь дачу и качели…»

Ты помнишь дачу и качели Меж двух высоких тополей, Как мы взлетали, и немели, И, удержавшись еле-еле. Смеялись. А потом сидели В уютной комнате твоей. Был час, когда река с луною Заводит стройный разговор. Когда раздумывать не стоит И виснут вишни за забор. Здесь, ни о чем не беспокоясь, Торжествовала старина. Сквозь лес мигнет огнями поезд, Гудок… И снова тишина. «На дачку едешь наудачку»,— Друзья смеялись надо мной: Я был влюблен в одну чудачку И бредил дачей и луной. Там пахло бабушкой и мамой, Жила приличная семья. И я твердил друзьям упрямо. Что в этом вижу счастье я. Не понимая, что влюбился Не в девушку, а в тишину, В цветок, который распустился, Встречая летнюю луну. Здесь, ни о чем не беспокоясь, Любили кушать и читать. А я опаздывал на поезд И оставался ночевать. Я был влюблен в печальный рокот Деревьев, скованных луной, В шум поезда неподалеку И в девушку, само собой.