5. Поколение Ленина
Где никогда не может быть ничья.
…И встанут над обломками Европы
прямые, как доклад, конструкции,
прозрачные, как строфы
из неба, стали, мысли и стекла.
Как моего поколения мальчики
фантастикой Ленина
заманись —
работа в степени романтики —
вот что такое коммунизм!
И оранжевые пятаки
отсверкали, как пятки мальчишек,
оттуда в теперь.
И — как в кино —
проявились медали на их шинелях.
И червь, финский червь сосет
у первых трупы,
плодя — уже для шюцкоров —
червят.
Ведь войну теперь начинают не трубы —
сирена.
И только потом — дипломат.
Уже опять к границам сизым
составы тайные идут,
и коммунизм опять так близок —
как в девятнадцатом году.
Тогда матросские продотряды
судили корнетов
револьверным салютцем
Самогонщикам — десять лет.
А поменьше гадов запирали
«до мировой революции».
Помнишь — с детства — рисунок:
чугунные путы
Человек сшибает с земшара
грудью! —
Только советская нация будет
и только советской расы люди…
Если на фуражках нету звезд
повяжи на тулью — марлю… красную…
Подымай винтовку, кровью смазанную,
подымайся в человечий рост!
Кто понять не сможет, будь глухой —
на советском языке
команду в бой!
Уже опять к границам сизым
составы тайные идут,
и коммунизм опять так близок,
как в девятнадцатом году.
6. Губы в губы
Когда народы, распри позабыв,
В единую семью соединятся
Мы подымаем винтовочный голос,
чтоб так разрасталась наша отчизна —
как зерно, в котором прячется поросль,
как зерно, из которого начался колос
высокого коммунизма.
И пусть тогда на язык людей — всепонятный,
как слава, всепонятный снова — попадет
мое, русское до костей,
мое, советское до корней,
мое украинское тихое слово.
И пусть войдут
и в семью и в плакат
слова, как зшиток (коль сшита кипа),
как травень в травах,
як ли пень в липах
тай ще як блакитные облака!
О, как я девушек русских прохаю
говорить любимым губы в губы
задыхающееся «кохаю»
и понятнейшее слово — «любый»
И, звезды прохладным монистом надевши,
скажет мне девушка: боязно всё.
Моя несказанная
родина-девушка эти слова все произнесет.
Для меня стихи —
вокругшарный ветер,
никогда не зажатый
между страниц.
Кто сможет его от страниц отстранить?
Может, не будь стихов на свете,
я бы родился, чтоб их сочинить.
7. Самое такое
Но если бы
кто-нибудь мне сказал:
сожги стихи — коммунизм начнется, —
я только б терцию промолчал,
я только б сердце свое слыхал,
я только б не вытер сухие глаза,
хоть, может, в тумане,
хоть, может, согнется
плечо над огнем.
Но это нельзя.
А можно — долго мечтать про коммуну.
А надо думать — только о ней.
И необходимо падать юным
и — смерти подобно — медлить коней!
Но не только огню сожженных тетрадок
освещать меня и дорогу мою:
пулеметный огонь песню пробовать будет,
конь в намете
над бездной Европу разбудит —
и хоть я на упадничество не падок,
пусть не песня, а я упаду в бою.
Но если я прекращусь в бою,
не другую песню другие споют.
И за то,
чтоб, как в русские, в небеса
французская девушка
смотрела б спокойно —
согласился б ни строчки
в жисть не писать…
………………………………………………….
А потом взял бы
и написал — тако-о-ое…