* * *
Снежинки слабые летали,
На лоб, на губы опадали.
Я им завидовал,
А смел бы,
Своим теплом
Тебя согрел бы.
* * *
Тобою всё здесь очаровано:
Едва окрепшие дубки,
И сад с окраинами росными
На берегу крутой реки,
И утонувший за курганами,
Снесенный паводком паром,
И любящее песню страстную
Моих надежд и дум перо.
Но нет тебя.
И горечь в сердце
Струится капельками рос.
…С дубками о тебе беседуя,
Я нынче загрустил до слез.
* * *
Стал бы стройною сосенкой,
Прошумел бы над тобою,
Когда к речке ранью звонкой
Ты идешь густой травою.
Может, на меня, родная,
Вскинула б глаза, что зори,
Ясные, как небо мая,
Голубые, как озера.
458. «О тебе не ведал, не гадал…»
О тебе не ведал, не гадал
И души предчувствием не мучил,
А увидел — да и в плен попал,
Хоть к неволе жизнью не приучен.
Мне сдается, что таких, как ты,
Солнце не встречало возле хаты —
О таких на скрипках золотых
Пели сказочные музыканты.
Скажут, это выдумка моя,
Может, так — не думаю перечить.
Не могу противиться и я
Слабости, до капли человечьей.
Про тебя, избранницу мою,
Расскажу я зорям, будто людям,
Лес попросит — лесу пропою,
Никому отказано не будет.
Тишина. Улегся майский шум,
Шум весны у радостных селений.
Странно как-то: год тебя ношу
В самом сердце — и без позволенья.
459. «Ты — как вода для иссохшей земли…»
Ты — как вода для иссохшей земли,
Как моряку — горизонт, еле видный.
Крикнуть? — Ветра́ передать не смогли б.
Плакать? — Но перед березами стыдно.
Сказку придумать? — Не выйдет на лад.
Песню сложить? — Но не сложится песня.
Сон мой опять как рукой ты сняла —
Снова я там, у околицы вешней.
Думал я:
Путь беспрерывных боев
Молодость сердца умолкнуть заставит,
Может, его у родимых лесов
Пуля пронзит или бомба раздавит.
Мысли, как дым, всё плывут волокном
В наше село, к его краскам неброским.
Веткой береза царапнет окно —
Как на тебя, я гляжу на березку.
460. МЕСЯЦ РАНЕНЫЙ
Месяц раненый скрылся в лесу,
Бор в снегу — поседелый будто.
Не стихай же, секи по лицу,
Нашей полночи ветер лютый!
Градом выморозь каждый вдох,
Черным дымом заполни веки,
Чтоб захватчик ослеп, оглох,
Чтоб и след замело навеки.
Чтобы вражьих зрачков огни,
Стекленея, летели мимо.
Не жалей их, метлой гони
Из просторов отчизны милой.
Нагоняй на них лютый страх,
Белорусских равнин раздолье.
Месяц раненый скрылся в кустах,
А буран свирепеет в поле.
461. ПИСЬМО К МАМЕ
Возле хаты твоей сосновой —
В серых скатках, в ремнях солдаты.
Повстречай ты их добрым словом
И попотчуй их, чем богата.
Сыновья, дорогая мама,
Покидают, идя на запад,
Рощи, полные птичьим гамом,
Знойных пасек медвяный запах,
И поля с золотою рожью,
Сеном пахнущие навесы,
Травы, полные влажной дрожи,
Нецелованную невесту.
Может, в яростный час атаки,
Успокоенный пулей вражьей,
Не один из них мертвым ляжет
У окопов на буераки.
Ты закрой им глаза
И мятой
Щедро выстели их могилы,
И поплачь, как над сыном милым,
Ранью майскою синеватой.
462. «Пилотку сняв, глядит, как стынет…»
Пилотку сняв, глядит, как стынет
Горушка пепла и земли.
Село в железной паутине,
А в синем небе журавли.
А в сердце?
Разве в сердце глянешь,
Как в ключ прозрачный у села?
Молчат, потупившись, селяне;
Где хата некогда была,
Теперь лишь едкий дым под небом
Ползет, грызет стволы ракит…
А сердце?
Полно лютым гневом!
А в синем небе?
Ястребки.
463. КРАСНАЯ ЗВЕЗДА
Искривленные рельсы,
Шпал огарки.
Докуренные желтые цигарки.
Клочки бумаги, по путям гонимой,—
Солдатские послания к любимой.
Бутылки
И консервные жестянки.
Рассвет на разбомбленном полустанке.
Бесчисленных гудков напев унылый
И беженцев забытые могилы.
В окопе сидя, я под свист метели
Мечтал, бывало, о заветной цели, —
Как принесу покой в походном ранце
Десяткам
Страдающих в неволе станций,
Живой звезде,
Мерцающей в кринице,
Изведавшей изгнанье молодице,
Медовым липам и вишневым селам,
Над Свислочью березам невеселым.
Я в Минск пришел
И преклонил колени
Перед столицей в пору избавленья.
Прославьте же звезду освобожденья!
Пройти дано ее лучам багряным
По изнывающим в неволе странам.
Она — примета
Близкого рассвета.
464. В ПОТОПТАННОМ ЖИТЕ