532. МАТЕРИ
Нана, что знаешь теперь ты о сыне?
Дремлет, тоской убаюкан, у моря…
Мальчик твой малый — один на чужбине,
Жаждет увидеть родные нагорья.
Здесь и денек такой выпасть не может,
Что показал бы Эльбруса вершину.
Жизнь моя здесь матерей не тревожит,
Не твоему улыбаются сыну.
Порт… И суда… И чужая столица…
В громе и грохоте грузчиков много.
Грязными фесками потные лица Вытрут…
И снова с поклажей в дорогу.
Слышишь, родная? Лишь грузчики эти
Душу мне лаской неловкою лечат.
Да, сироте, мол, несладко на свете!..
Грубые руки погладят — и легче.
Мне заскорузлые их ладони
Нежными кажутся в эту минуту…
Пусть я от родины всё отдаленней,
Ближе становишься ты почему-то!..
Ах, хорошо бы мне было, я знаю,
Если б ты вовсе меня не родила…
Бросить тебя я не мог бы, родная,
Если б взяла меня в детстве могила…
Чем согрешил я, о боже? Тобою
По миру пущен разутым, раздетым!
Мать неповинную метишь судьбою
Плакальщиц, связанных вдовьим обетом.
Крепко ты спрятался в райских палатах,
Если не слышишь рыданий дитяти.
В мусорной куче он спит, а богатых
Зрелищем этим ты радуешь кстати!..
Жди меня, мама!.. В труде неустанном
Выйдет из мальчика сильный мужчина.
В старом ущелье над нашим Баксаном
Снова увидишь любимого сына.
533. ЛИСТОК
Высо́ко, под самые тучи,
Поднявши верхушку свою,
Раскинуло дерево сучья
И теплую ловит струю.
Дрожит на нем лист пожелтелый,
Один-одинешенек он.
Покинутый, осиротелый,
В дремоту листок погружен…
Степные задорные птицы
На ветках нашли свой приют;
Чуть станет заря золотиться —
Щебечут они и поют.
Тоскует листок одиноко —
На что ему гомон пичуг?
Но вот от ствола недалеко
Увидел он бабочку вдруг.
Как будто бы с ним она схожа:
На крылышках тонкая сеть…
Листок и подумал: я тоже,
Наверно, могу полететь.
Сорви меня, буду красивым,
Как ты, золотой огонек!
Тут ветер внезапным порывом
Сорвал недовольный листок.
И тот, что на ветке родимой
Томился, к чужому стремясь,
Холодным дыханьем гонимый,
Упал в придорожную грязь.
534. САТАНЕЙ
Пройденный путь озирая,
Девушка, серне под стать,
Горы родимого края
К сердцу готова прижать;
Тает печаль вековая,
Стоит лишь песню начать.
Два проницательных глаза
Мерят простор Кабарды:
Сгинь, суеверий зараза!
Буйно цветите, сады!
Могут ли жить по старинке
Юный иль старый земляк?..
Светлым трудом кабардинки
Изгнан невежества мрак —
В школу по новой тропинке
Дети направили шаг.
Даже седому Баксану
Радостно, что Сатаней
Путь преградила туману,
Призракам горестных дней.
Сестры, как пчелы к тюльпану,
Жмутся доверчиво к ней…
Хмур был удел материнский,
Слезы текли по горам,
Крыльев размах исполинский
Ныне сужден дочерям.
Если по нивам несжатым
Осень дождем прошуршит —
Гневным где надо раскатом
Голос горянки звучит.
Так же в труде расторопны,
Разумом так же горды,
Сердцем на подвиг способны,
Волей окрепшей тверды,
Пусть же ей будут подобны
Дочери всей Кабарды.
535. РОЗА ПИРЕНЕЕВ
От тучи багровой
Очей не отвесть ей…
Ей слышатся зовы:
«Возмездье! Возмездье!»
Кровь мечется в жилах
И буйствует в сердце:
«За братьев, за милых!
За муку, за смерть их!»
И в диво кому же,
Что, вся пламенея,
Хватает оружье
Краса Пиренеев.
Как вестник отмщенья,
О пуля, домчись ты!
Нет лучше мишени,
Чем сердце фашиста!
Когда изуверы
Бомбили Мадрид твой,
О роза Сиерры,
Ты ринулась в битву.
И, гневом объята,
Разя без пощады,
Штыком и гранатой
Ты встретила гада.
Пусть гибели жало
Тебя не достанет,
Цвет губ твоих алых
Пусть вечно не вянет!
Пусть слово поэта
Хранит твою юность,
Чтоб в славе победы
Ты в сад свой вернулась!
536. ТАРАС ШЕВЧЕНКО
Застит ли облако солнечный лик —
Свет сквозь него проступает.
Песням того, кто доселе велик,
Днепр голубой подпевает.
Высится Канев над вольной рекой,
Славит народ Украину;
Девушка гладит надгробье рукой:
Пел ты девичью кручину…
Песни твои — словно степь в ковыле.
Нет ни конца им, ни края,
Всех, кто нес горе родимой земле.
Ты бичевал, презирая.