* * *
Когда луна посеребрит просторы
И звезды вспыхнут высоко над ней,
На каждый шорох вздрагивают горы,
Во тьме пугаясь собственных теней.
В воде блестят серебряные руды,
Луна плывет с карниза на карниз,
А на обрывах каменные груды
Лишь ветра ждут,
чтоб покатиться вниз.
Скажи, река, о чем порою поздней
Лепечет ветер, прилетев с полей?
Скажи, какие сказки ночью звездной
Рассказывают листья тополей?
* * *
Я был мальчишкой озорным и звонким,
И по утрам
с бузиновым ружьем,
Как взрослый, пояском затянут тонким,
Я с другом прибегал сюда.
И небеса над нами голубели,
И плыли облака издалека,
И ты была мне вместо колыбели,
Моя Иори,
горная река.
Но годы…
годы резвые промчались —
Желтели и ломались тростники,
Потом к деревьям листья возвращались,
И шел апрель по берегам реки…
Иори, здравствуй!
Вновь пришел к тебе я,
За мною детство ходит по пятам.
О щедрости своей не сожалея,
Ты даришь воду травам и цветам.
Твой голос слышен зрячим и незрячим,
Тебе привычно чувство высоты…
Хочу и я
дождем стихов горячим
Омыть сердца, и листья, и цветы.
Я по душам беседую с тобою,
Дай руку мне
и сердце дай навек.
И, веришь ли,
мне кажется порою,
Что ты, Иори,
тоже человек.
Не зря Важа прославил волны эти —
Тебе, горянке, подарил стихи
О тех водоворотах,
где, как дети,
Ныряют корни легкие ольхи.
72. ШАВЛЕГО
Шавлего был одним из бойцов отряда Арсена.
Холодный ветер в скалы бьет с разбегу,
И скалы стонут у него в плену…
Куда ты в эту ночь идешь, Шавлего,
Оставив в сакле мать совсем одну?
Куда спешишь от теплого ночлега?
От очага зачем уходишь прочь?
Ведь чоха черная твоя, Шавлего,
Светлей, чем эта бешеная ночь.
За крайней саклей — сразу царство мрака;
Твой путь, Шавлего,
и далек и крут.
«Ва-ва, — скулит голодная собака,—
Луну сегодня ночью украдут».
И стынет ночь, потерянная богом,
Метелью с неба звезды сметены,
И смельчаку в пути его далеком
Не видно ни дороги, ни луны.
За ворот рвется бесноватый ветер —
Согреться хочет на его груди.
О, холодно!
Как холодно на свете,
И только мрак и вихри впереди…
Не ходи, бичо Шавлего, не ходи,
Может быть, всего до смерти два шага,
Лучше мать свою седую пощади,
Со старухой посиди у очага.
Сердце матери ты зря не беспокой:
Злые вьюги на пути тебе грозят,
И над узкою неверною тропой
Скалы ржавые тяжелые висят.
Потеряешься, заблудишься в глуши,
И никто тебя не сыщет между гор.
Не спеши, бичо Шавлего, не спеши,
В эту ночь назад вернуться не позор!
Но путника ведет тропинка волчья —
Петляет так, хоть дьявола зови,
Красивая чоха порвалась в клочья,
Кричи, зови,
но кто придет на помощь?
Плывет, как вечность,
время до утра,
В лицо швыряет горсти снега полночь —
Февраль, февраль,
бездомные ветра!
И там, где слабых остановит робость,
Где солнце зажигает новый день,
С короткого разбега через пропасть
Метнулась человеческая тень.
…Стихает ветер.
Вьюга замирает.
Вершины гор всё четче и белей.
А под скалою парень умирает,
И шорох губ всё глуше и слабей:
«Ах, ветер, ветер,
я ослаб от боли,
Мне не прожить сегодняшнего дня,
Ты отыщи отряд в мухранском поле,
Скажи Арсену, чтоб не ждал меня.
Скажи, что не упало слез ни капли
В селенье, где родился я и рос,
И мать по сыну не рыдает в сакле,
И девушка не распустила кос.
Скажи, что мне уже не нужен лекарь,
Что не сдержал я слова своего,
Что умер между скал бичо Шавлего
И лишь орлы оплакали его».
73. АОН
Аон! Ты — часть угрюмого бога, защитник горы и долины. Этот колокол пожертвовал тебе я: Иоанне Бекаури. Помоги, Аон!
1
Юнец хевсур вошел вооруженный,
Ружьем ударил в колокол…
И вот —
Старик монах, кощунством пораженный,
Помчался к теми
поднимать народ.
— Что так бежал?
— Что в беседах случилось?
Спросили поселяне у него.
— Ну что же ты молчишь,
Скажи на милость?
Допрашивали весело его.
— Алуды сын, безбожник и мятежник,
Ударил в древний колокол ружьем.
Где наш закон? Пускай страшится грешник —
Он осквернил высокий божий дом!..
Замолк монах
И ждал, что скажут люди,
Услышав про ужасный этот грех.
Но видно, все они погрязли в блуде:
Вокруг седого раздавался смех…
Тогда старик, безумцев проклиная,
Побрел к себе, к своим колоколам.
А в горы тишина пришла ночная,
Ночная тьма с туманом пополам.