Читать онлайн "Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне" - Артемов Александр Александрович - RuLit

Как в строгой анкете — Скажу не таясь — Начинается самое Такое: Мое родословное древо другое — Я темнейший грузинский Князь. Как в Коране — Книге дворянских деревьев — Предначертаны Чешуйчатые имена, И Ветхие ветви И ветки древние Упирались терниями В меня. Я немного скрывал это Все года, Что я актрисою-бабушкой — немец. Но я не тогда, А теперь и всегда Считаю себя лишь по внуку: Шарземец. Исчерпать Инвентарь грехов великих, Как открытку перед атакой, Спешу. Давайте же раскурим эту книгу — Я лучше новую напишу! Потому что я верю, и я без вериг: Я отшиб по звену и Ницше, и фронду, И пять Материков моих сжимаются Кулаком Ротфронта. И теперь я по праву люблю Россию.

Дуют ветры дождевые Над речной осокой. Щорса цепи боевые Держат фронт широкий. Над хатами тучи дыма Смертельной отравы, Меж бойцами молодыми Побурели травы. За спиною батальона Белошицка хаты, Где в заре огнистой тонут Тополи крылаты. Крайний тополь в зорях ярых По грудь утопает… Из-за дыма, из-за яра Банда наступает. Загустело небо хмурью, Ветер всполошился… Пулеметчики Петлюры Строчат Белошицы. За кустом, где листьев ворох, Щорс приникнул к «цейсу», Больно руки жгут затворы У красноармейцев. Шевеля со злобой просо, Пули ближе рылись… Пулеметчик вражий косит, Из окопа вылез. Туч лохматая папаха, Где лесок простерся… Кровью вышита рубаха Командира Щорса. Дыма горькая отрава, Ветер опаленный… Щорс лежит на красных травах, Будто на знаменах. Поднята порывом мести Штурмовая лава! Имя Щорса звало песней И в глазах пылало. И пошли бойцы за песней, Щорсовы герои, Шли, смыкаясь строем тесным В пулеметном вое, По росистому болоту, Сквозь огонь проклятый… Захлебнулись пулеметы — Петлюровцы смяты! Поскакали сквозь туманы До Польши бандиты… На задымленной поляне Щорс лежит убитый. Грустный тополь наклонился Со знаменем вместе, Под которым Щорс рубился За Родину-песню. …Это имя в бой водило, Этот зов не стерся — Смелый голос командира Николая Щорса!

Я видел, как рисуется пейзаж: Сначала легкими, как дым, штрихами Набрасывал и черкал карандаш Траву лесов, горы огромный камень. Потом в сквозные контуры штрихов Мозаикой ложились пятна краски, Так на клочках мальчишеских стихов Бесилась завязь — не было завязки. И вдруг картина вспыхнула до черта — Она теперь гудела как набат. А я страдал — о, как бы не испортил, А я хотел — еще, еще набавь! Я закурил и ждал конца. И вот Всё сделалось и скучно и привычно. Картины не было — простой восход Мой будний мир вдруг сделал необычным.

Картина подсыхала за окном.

От рожденья он не видел солнца. Он до смерти не увидит звезд. Он идет. И статуй гибких бронза Смотрит зачарованно под мост. Трость стучит слегка. Лицо недвижно. Так проходит он меж двух сторон. У лотка он покупает вишни И под аркой входит на перрон. Поезда приходят и уходят, Мчит решетка тени по лицу. В город дикая идет погода Тою же походкой, что в лесу. Как пред смертью — душным-душно стало. И темно, хоть выколи глаза. И над гулким куполом вокзала Начался невидимый зигзаг. Он узнал по грохоту. И сразу, Вместе с громом и дождем, влетел В предыдущую глухую фразу — Поезд, на полметра от локтей. А слепой остался на перроне. И по скулам дождь прозрачный тек. И размок в его больших ладонях Из газеты сделанный кулек. [Поезд шел, скользящий весь и гладкий, В стелющемся понизу дыму.] С неостановившейся площадки Выскочила девушка к нему. И ее лицо ласкали пальцы Хоботками бабочек. И слов — Не было. И поцелуй — прервался Глупым многоточием гудков. Чемодан распотрошив под ливнем, Вишни в чайник всыпали. Потом Об руку пошли, чтоб жить счастливо, Чайник с вишнями внести в свой дом. ……………………………… И, прикуривая самокрутку, У меня седой носильщик вдруг Так спросил (мне сразу стало грустно): «Кто еще встречает так сестру?» Только б он соврал, старик носильщик.

Высокохудожественной Строчкой не хромаете, Вы отображаете Удачно дач лесок. А я — романтик. Мой стих не зеркало — Но телескоп. К кругосветному небу Нас мучит любовь: Боев За коммуну Мы смолоду ищем. За границей В каждой нише По нищему; Там небо в крестах самолетов — Кладбищем, И земля вся в крестах Пограничных столбов. Я романтик — Не рома, Не мантий, Не так. Я романтик разнаипоследних атак! Ведь недаром на карте, Командармом оставленной, На еще разноцветной карте за Таллином, Пресс-папье покачивается, как танк.