На берегах Гвадалквивира,
Купаясь в травах, загорать.
Окончив день труда и мира,
В кругу товарищей дышать
Весельем солнечного пира.
И тронуть нежной песни лад,
Когда расцветится закат
На тишине Гвадалквивира.
В ночной глуши двоим добро.
Всплесни веслом.
Нам серебро
Чеканит гладь Гвадалквивира,
Нам нержавеющая лира
Поет бессмертие реки.
Взорвали сон Гвадалквивира
В крови погрязшая мортира,
От крови черные полки.
310. ДОЛГ
Невесел в дыме канонады
сугубо штатский человек.
Дрожи.
Повелевает век запомнить —
как звенят снаряды,
как завывает самолет,
огнем одаривая землю,
как пьют удушливое зелье,
как рвутся в панике вперед.
Век не под стать страстям квартирным
и пенью птичьему.
А ты
писал стихи,
вдыхал цветы
под небом розовым и мирным.
Теперь положено черстветь
рукам,
сжимающим винтовку,
и смерть берет на изготовку,
хотя ты прожил только треть.
Ну что ж, погодки молодые,
посуровеем —
и не жаль:
ведь нам видения седые,
как полю град на урожай.
Заголосят витые трубы,
и ты —
во мраке и в крови —
забыв о нервах,
стиснув зубы,
как ветер,
тучу изорви.
Не под луной прогулка —
встретить
на расстояньи локтя бой.
Еще не мы,
но наши дети
задышат радостью одной.
Чтоб им легко в беседы птичьи
вникалось,
ты
имей в виду
гадюку, жившую в саду,
змеиной жизни двуязычье,
под зданье дней твоих подкоп,
любовь, несущую проказу.
Пристрастным пришлых меряй глазом
на стыках дел, ночей и троп.
Коль не зияют сзади бреши,
растает скоро бранный дым.
Умрешь
иль выйдешь постаревшим,
но сильным,
светлым
и большим.
Умрешь иль нет —
тебе по праву
поэта первая строка,
непререкаемая слава,
сплошное солнце на века.
311. ПАРТИЗАН УХОДИТ В РАЗВЕДКУ
Неприятель прорвался к Дону.
Сталью вытоптаны поля,
Заскрипели возы бездомных,
По дорогам степным пыля.
Над гремящей землей томится
Темнота.
Ни луны, ни звезд.
Как пылает твоя станица,
Ночью видно за много верст.
Уходя с боевым отрядом
За реку, где ярится враг,
На пожарище долгим взглядом,
Сжав поводья,
глядит казак.
Где вчера еще цвел пригорок —
Яма круглая —
смерти след.
Дым сраженья сер и горек,
Но другого исхода нет.
Ветер голосом человека
Тихо стонет в ветвях ракит.
Задыхаясь,
как после бега,
Командиру казак твердит:
«Я стреляю довольно метко,
И отточен, востер клинок…
Отпустите меня в разведку…
За беду посчитаться срок…»
Командир отвечает:
«С богом,
поезжай».
Погоди немного,
Мы добьемся погожих дней, —
Утро вечера мудреней!
В трудном деле станичник весел;
На плечо автомат повесил,
Снарядился в опасный путь
Ради завтрашних легких песен,
Чтобы ровно дышала грудь.
…Громыхнула зенитка где-то.
Пронеслась на восток ракета,
Завиляла хвостом летучим
И упала, шипя, в залив,
На мгновенье донскую тучу
Смертным,
синим огнем залив.
312. ТОВАРИЩ КАПИТАН
Памяти капитана Д. П. Суменкова
Внезапна скорбь, и сердцем я не верю,
Что опустел бревенчатый блиндаж,
Что вас уже не встретишь перед дверью,
Не улыбнешься,
Чести не отдашь…
Легко ль беде поверить, злой и скорой?
Ужели оборвал ваш путь снаряд?
Еще постель примята, на которой
Вы отдыхали час тому назад…
Когда бойцов на битву поднимали,
Сквозь дым вели вперед, на вражий стан,
Бойцам казалось — выкован из стали
Неуязвимый храбрый капитан.
Лишь тот надолго памяти достоин,
Кто прожил век, лишений не страшась,
Кто шел вперед
Как труженик и воин
И грудью встретил свой последний час.
Он был таким — спокоен и неистов,
В беседе — друг,
В сраженьях — ветеран.
Он жил и умер стойким коммунистом,
Мой командир, товарищ капитан.
313. НАСТУПЛЕНИЕ
Это было у села Износки, —
Враг терял орудья и повозки,
Эшелон пылал на полустанке,
Стыли перевернутые танки.
В окруженьи грохота и дыма,
Как сама судьба, неотвратимо
Боевые двигались порядки.
И поля трясло как в лихорадке,
Горькой гарью веяли пожары.
Пушка щедро сыпала удары,
Скрежетала, словно в иступленьи,
Все заслоны вражеские руша.
(Мы ее, царицу наступленья,
Звали по-семейному: «Катюша»).