И тогда, потрясенная до глубин,
Наша страна, как Испания,
Поднимет свободную песнь,
Песнь невиданного сияния.
Да будет свобода свободным дана,
Мы силой насилью ответим.
Крепкие сваи в землю вобьем,
Чтобы их не сорвал ветер.
343. МОИ СЛОВА
Не последние слова вот эти,
Сказанные ночью в тишине.
Много слов на беспокойном свете
Выросло во мне.
Их растя, я и любил в тревоге,
И страдал, и вместе с ними рос.
И слова мои сулили многим
Ясность путеводных звезд.
Свет такой, чтоб и слепого даже
Провожали в путь огни.
Слов моих вам не найти в продаже —
Сердца часть они.
Тот, кто в горьком мире правду ищет,
И себя в моих словах найдет,
Тот, кто вырос в горе, в доме нищем, —
Тот меня поймет.
344. МОЯ ОТЧИЗНА
Отчизна у меня — поля, леса и горы.
Дубиса, Неман и Шешупе — наши реки.
Я полюбил давно ее просторы,
Людей труда я полюбил навеки.
Отчизна милая, ее люблю я. Очень.
Всё счастье личное ничто пред нею.
С ней не страшусь я самой темной ночи,
Ее страданьем давним пламенею.
Отчизна милая: она — мое спасенье.
Мне без нее, как узнику, томиться,
Не жить, как вырванному из земли растенью,
Не взмыть в высоты, как бескрылой птице.
Отчизна милая, я с нею связан кровно.
Никто, ничто не встанет между нами:
Ни наглый пан, ни дармоед чиновный,
Ни рабство с плетками и кандалами!
345. НЕ ВИНОВЕН Я…
Не виновен я, что люди
В рабстве мучались жестоком,
Что лилась порою лютой
Кровь по улицам потоком.
Не виновен я, что почва
Эту кровь в себя впитала,
Но не вырастила сочный
Плод, который обещала.
Не виновен я, что грустно
Лес шумит, лишенный света,
Что сухие листья с хрустом
Ветер злой срывает с веток.
Не виновен я, что хочет
Сердце жить не зная смерти,
Хоть его, как черви, точит
Жизнь в безжалостном усердье.
Может, в том лишь я виновен,
Что слова в душе сгорают,
Что они весною новой
Розами не расцветают.
346. БЫЛ БЫ Я…
Звездочка ночной порою
Упадает с высоты.
Так вот что-то дорогое
Каждый миг теряешь ты.
Ты плетешься в мастерскую,
Ты домой идешь как тень.
Радость бытия простую
Ты теряешь что ни день.
Как цветок, что под забором
В городской пыли зачах,
Ты тоскуешь: ведь нескоро
Утро расцветет в лучах!
Был бы я великим богом,
Всё тебе послал бы я:
Города, луга, дороги,
Радость бытия.
Солнце в высях небосвода
Не давало б места мгле.
Безграничную свободу
Даровал бы я земле.
Но не быть мне этим богом,
Никакого бога нет…
Наша жизнь темна, убога,
Но в борьбе добудем свет!
347. ПИСЬМО
Милый мой, чем открываешь шире
Ты глаза — тем боль острей в груди,
Тем всё больше подлостей ты видишь в мире,
Тут и там — куда ни погляди.
Ты сочувствие найти в других мечтаешь,
Человеческой ответной доброты,
Но поймешь, когда людей узнаешь,
Что не много есть таких, как ты.
Может, равного не встретив друга,
От людей задумаешь уйти,
Вырваться из замкнутого круга
Тех, с кем было по пути.
Может, скажешь: мне совсем не жутко,
Пусть погибнет мир, я жду конца,
Потому что жизнь — пустая шутка,
И надежда — выдумка глупца.
Но, сказав, поймешь ты: это — ветер,
Ложно шелестящие слова.
Поживем еще с тобой на свете,
Пусть в тяжелых тучах синева.
348. БОГОМ ПОКИНУТАЯ ОВЕЧКА
В закатных отсветах, как свечка восковая,
Стояла башня вековая,
И колокольный звон,
Как подневольный стон,
Тоскливо плыл, —
Темнеющие дали
Его назад не отдавали.
Пред алтарем —
Старушка сгорбленная
На коленях
Стоит скорбная,
В черном платке,
Черные четки держит в руке.
«Ах, господи,
Одолела беда.
Помоги, Христос,
Надоела нужда!..»
Ее слова — что звон колоколов.
Как этот звон, дробятся звуки слов.
Глаза старухи
Смотрят ввысь
На господа, —
Под золото окрашен он.
Алтарь как будто золотым дождем
Обильно окроплен.
Ах, дождиком кропило,
Тут-то привалило
И Христу, и Марии,
И прислужнику со всей братией,
Но больше всего — настоятелю.
А покинутая богом овечка,
Старушенция,
Словно оплывшая свечка,
Стоит себе на коленях,
Четки перебирая,
Дожидается рая
И шепчет о любви и терпенье.
Божьи глаза
От вина
Овальны
И от золота
Словно зеркальны.
Господь спокоен, он смотрит лениво
На нищих,
Молящихся терпеливо.
А колокольный звон,
Как подневольный стон,
Плывет, плывет, печальный,
Словно он и впрямь прощальный.