Троцкий — при всем своем самомнении — не преувеличивал своих заслуг. 25 октября 1917 года большевики взяли власть в столице под руководством председателя Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Троцкого. Равно как неизвестно, победила бы советская власть в Гражданской войне, если бы Троцкий за несколько месяцев не создал Красную армию и не руководил ею железной рукой.
Льва Давидовича Троцкого принято считать политическим соперником Иосифа Виссарионовича Сталина, претендовавшего на пост руководителя партии и главы Российского государства. Через призму их борьбы за Кремль, в которую втянули чуть не всю страну, рассматривают историю России двадцатых годов.
Между тем сам Троцкий никогда не стремился взять власть в партии. Люди тонкие и наблюдательные давно это поняли.
«О Троцком принято говорить, что он честолюбив, — писал нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский. — Это, конечно, совершенный вздор. Я помню фразу, сказанную Троцким по поводу принятия эсером Черновым министерского портфеля:
— Какое низменное честолюбие — за портфель, принятый в неудачное время, покинуть свою историческую позицию!
Мне кажется, в этом весь Троцкий. Он совершенно не дорожит никакими титулами и никакой внешней властностью. Ему бесконечно дорога, и в этом он честолюбив, его историческая роль».
И Луначарский вновь возвращается к этой мысли:
«Троцкий чрезвычайно дорожит своей исторической ролью и готов был бы, вероятно, принести какие угодно личные жертвы, конечно, не исключая вовсе и самой тяжелой из них — жертвы своей жизнью, для того, чтобы остаться в памяти человечества в ореоле трагического революционного вождя».
Так и вышло.
Не было ни троцкизма — как организованного политического течения, ни троцкистов как верных сторонников Льва Давидовича. Пока еще в начале двадцатых годов была возможна какая-то дискуссия, образованное и думающее меньшинство партии большевиков пыталось предложить более мягкую модель развития. Троцкий как популярнейшая фигура в стране оказался неформальным лидером этого направления или, точнее, — выразителем его идей. Он даже не пытался создать некую оппозицию. Не вербовал себе сторонников. Ортодоксальный марксист, он всего лишь критиковал сталинскую командно-административную систему управления государством.
Почему Троцкий вел себя так вяло и безынициативно, когда Ленин фактически выталкивал его на первые роли?
Лев Давидович был необыкновенно яркой фигурой. Но ему не хватало того, что в избытке было у Ленина, а потом и у Сталина, — жажды власти. Председатель Реввоенсовета по-настоящему не стремился к первой роли. Он наивно полагал, что ему достаточно и того, что у него уже есть. Ему нравилась его роль мудреца, который с недосягаемой для остальных вершины взирает на происходящее. Он не понимал, что борьбу за власть ведут до последнего смертного часа, а не только в годы революции и войны. Иначе потеряешь всё!
Если бы исполнилась воля Ленина — убрать Сталина с поста генерального секретаря, главой партии и государства оказался бы вовсе не Троцкий, а какой-то другой человек. Скажем, вполне разумный Алексей Иванович Рыков, который наследовал Ленину в роли главы правительства.
Лев Давидович полагал, что ему достаточно и того места в руководстве страны, которое у него уже есть. Он даже нарочито не желал участвовать в схватке за власть. Осенью 1923 года Троцкий говорил на пленуме ЦК:
— В такой ответственнейший в мировой истории момент тот, кто заподозрил бы меня в смешном стремлении взять на свои плечи всю громадную ответственность, взять только на себя, единолично, тот счел бы меня трижды подлецом и трижды сумасшедшим.
Но другие члены политбюро ему не верили. Троцкий был вторым человеком в стране, значит, решили они, после смерти Ленина будет претендовать на первую роль. Да и в завещании Владимир Ильич назвал его «самым способным человеком в партии».
Когда Ленин заболел, а потом умер, положение Троцкого стремительно изменилось. Его сторонников убирали со всех ответственных постов. Пропагандистский аппарат предпринял особые усилия для того, чтобы превратить Троцкого из героя революции в ее врага. На это ушли годы. Борьба с троцкизмом, отмечают историки, была сначала чистой воды борьбой за власть, а затем поводом для массовых репрессий.
«Я вернулся домой из Западной Европы, — вспоминал нарком по иностранным делам Григорий Васильевич Чичерин. — В Москве все говорили о войне. Я пытался их разубеждать. Никто не собирается нападать на нас, говорил я. Потом один сотрудник просветил меня. Он сказал: "Шшшш! Нам это известно. Но мы должны использовать эти слухи против Троцкого”».