Департамент полиции контролировал работу жандармских управлений с агентами из числа мусульман, при их перемещении в другие регионы такие агенты передавались на связь в соответствующие жандармские управления. Так, 31 октября 1913 г. начальник Омского ЖУ полковник Н.Н. Козлов направил директору Департамента полиции С.П. Белецкому (1912–1914) информацию об убытии внутренней агентуры из Омского ЖУ: секретный сотрудник «Тропман» (по партии социалистов революционеров) поступил на службу в Омскую железную дорогу, а секретный сотрудник «по мусульманскому движению» «Осман Мусин» переехал на постоянное место жительства в г. Курган[93]. Данный сотрудник находился на связи у начальника Петропавловского отделения жандармского полицейского управления Сибирской железной дороги ротмистра Бенкови-ча. За период сотрудничества с марта по октябрь 1913 года «Осман Мусин» предоставил всего три сообщения: по мусульманскому движению; по социалистам революционерам и по РСДРП. Полковник Козлов подчеркивал, что названный секретный сотрудник «будучи человеком интеллигентным, сотрудничая с Петропавловской прессой и вращаясь среди мусульман, составляющих в городе Петропавловске значительную часть населения… несомненно, при условии надлежащего руководства мог быть полезным сотрудником»[94].
Полковник Козлов писал: «Лишившись единственного секретного сотрудника по мусульманскому движению «Османа Мусина»… и в виду предписания столичных властей вице-директора Департамента полиции А.Т. Васильева от 29 августа 1913 г. № 112049 («О принятии мер по приобретению агентуры для осуществления действительного наблюдения за сельским населением среди киргизов») и согласно Циркуляру Департамента полиции от 12 сентября 1913 г. № 112216, приму в ближайшее время поездку по области и меры для приобретения агентуры»[95].
По нашему мнению, именно агентурные сведения могли бы послужить основаниями для принятия выверенных управленческих решений администрацией Степного генерал-губернаторства и губернаторами Акмолинской и Семипалатинских областей, но незначительное количество агентов из числа мусульман не способствовало глубокой оценке настроений мусульманского населения Степного края.
Обратим внимание на то, что оценки «мусульманской угрозы», характерные для контрразведчиков региона, не были единодушными. Так, 5 июля 1912 г. уже упомянутый нами ротмистр Бенкович проверял сведения, изложенные Петропавловским уездным начальником относительно настроений мусульман, проживавших в районах уезда. Ротмистр назвал оценки уездного начальника «преувеличенным и необоснованными», мотивируя это тем, что доказательств связи отдельных беспорядков среди кочевого населения с национально-религиозными движениями нет, а существуют одни лишь предположения. По сведениям агентуры, «среди киргизов национальное движение вообще только начинало пускать корни в массы, которые до последнего времени оставались совершенно безучастными к своему положению»[96]. Однако в Петропавловском уезде никакой заметной активности приверженцев т. н. панисламизма не наблюдалось.
Следует отметить, что информация о «противоправительственном брожении среди киргизов (казахов)», поступавшая 24 сентября 1914 г. в Оренбургское губернское жандармское управление от губернатора Тургайской области М.М. Эверсмана, также существенно отличалась. Начальник Оренбургского ГЖУ генерал-майор Г.П. Бабич писал, что «никакой противоправной агитации в среде киргизов не замечается и совершаемые ими добровольные пожертвования на нужды войны могут служить убедительным доказательством их неподдельного патриотического чувства»[97].
Судя по имеющимся материалам, Первая мировая война продемонстрировала корректность заключений о весьма ограниченном распространении идей исламской солидарности в Степном крае. 12 сентября 1914 г. акмолинский губернатор запросил у региональных жандармов информацию о настроениях мусульманского населения в связи с началом Первой мировой войны. Начальник Омского ЖУ 15 сентября 1914 г. сообщил, что преобладающая часть мусульман края были освобождены от исполнения воинской повинности, к ней были привлечены лишь татары, проживавшие в городах области. Татары, «в силу большей культурности», проявили больше интереса к войне, чем казахи, но и те, и другие, вполне спокойно встретили объявление войны, а представители мусульманского духовенства провели повсеместно молебны о победе России, произносили проповеди патриотического содержания[98].
97