Что и говорить, на долю академика Ландау выпала трагическая возможность узнать, как к нему будут относиться после его смерти.
Для близких, а их оказалось очень много, время остановилось в день аварии. Что–то случилось с ним в первые же дни. Вначале вполголоса передавали друг другу: если протянет до утра, может, все и обойдется, потом стали говорить о третьих–четвертых сутках, потом возник опаснейший пятнадцатый день, и так целых полтора месяца, тянувшихся чуть ли не год.
«Физический штаб» работал четко и бесперебойно. Фактически физики полностью освободили врачей от организационных дел, так что Федоров, Лучков и Черняк могли все свое время отдавать пациенту.
Рабочий день дежурных был заполнен до отказа.
«Дневной дежурный, встав ото сна в 6 часов 45 минут, — говорилось на первой странице журнала «физического штаба», — звонит на автобазу АН СССР и требует машину».
Прибыв в штаб, дежурный прежде всего заботился о том, чтобы переправить сестру академической больницы в «дыхательный центр» в обмен на «дыхательную сестру», а эту привезти в 50‑ю больницу.
В обязанности дежурного входила и доставка на место одного из двух механиков, которые отвечали за исправность «Энгстрема». Таким образом, дежурный физик прежде всего выполнял роль диспетчера. Но это была лишь часть его обязанностей. Существовала «книга дежурств», в которой эти обязанности были сформулированы предельно четко:
«Основные заповеди ответственных дежурных:
1. Быть бдительным на своем посту, во время дежурства находиться у телефона, обеспечивать связь лечащих врачей с Дау, следить за состоянием машин.
2. Следить за тем, чтобы машины за сестрами, врачами и дежурным техником отправлялись вовремя.
3. Когда оканчивается консилиум, ответственный дежурный должен спросить у профессоров, когда и куда направлять машину за каждым, и записать в книгу».
В борьбе за жизнь тяжелораненого надо было предусмотреть все.
Физики сконструировали уникальную подвесную кровать, которую можно было закреплять в разных положениях, чтобы предупредить образование пролежней. Кровать была изготовлена в производственных мастерских Института физических проблем и доставлена в палату Ландау.
Врачи отмечали необыкновенную деловитость и четкость. с которыми работали физики.
На четвертый день после катастрофы Кору положили в больницу. Игорь [12], худой, долговязый, болезненно застенчивый мальчик, боялся подойти к висевшему в институте бюллетеню «Состояние здоровья Льва Давидовича», хотя он в тот год работал в лаборатории института и каждый день не меньше четырех раз проходил по вестибюлю.
Ему передавали далеко не все, что сообщали из больницы. Впоследствии выяснилось, что можно было не скрывать от него правду: Ландау–младший сделал какое–то приспособление и все телефонные разговоры с больницей слушал через телевизор, стоящий в другой комнате.
Ландау был на искусственном дыхании сорок дней. Человек, к которому подключили «Энгстрем», не похож на обыкновенного больного. В солнечной палате тихо. Только тяжело ухает «дыхательная машина» да сестра неслышными шагами то и дело подходит к больному. Он не засыпает, не просыпается, он еще–между жизнью и смертью: ни сознания, ни дыхания, кормят его через зонд. Врачи–диетологи разработали меню, включающее все необходимое: от измельченных в порошок ржаных сухарей до протертой зернистой икры.
Приготовлением еды в течение двух месяцев занимался друг Дау Александр Иосифович Шальников и его жена. Вставали они в 6 утра, стерилизовали посуду, варили бульон, протирали вареное мясо, рыбу, овощи, готовили каши, соки и кисели, чтобы в 9.30 еда поступала в больницу.
Само кормление было тоже нелегким делом. Занималась им медсестра Вера Николаевна Оболеева. В эти дни смертельно уставали и врачи и сестры, а у Веры Николаевны хватало сил орудовать неподатливым шприцем, поправлять подушки, поворачивать Дау. Говорила она тихим, грудным голосом, умела, как никто, успокоить больного.