…И в день вывоза на старт гагаринской ракеты все шло по отработанному порядку.
И в то же время каждый, кто присутствовал на выезде, сознавал: эта ракета поднимет в космос человека!
…Накануне старта на площадке у подножия уже установленной ракеты выстроились участники предстоящего пуска: стартовая команда, сотрудники конструкторских бюро, люди, готовившие космонавтов. Им представили старшего лейтенанта Гагарина — это, кстати, тоже стало традицией, неукоснительно соблюдаемой во всех последующих полетах людей в космос. Его тепло приветствовали. Желали ему счастливого пути.
Свое ответное слово Гагарин произнес просто, скромно и (что, я думаю, в данных обстоятельствах было труднее всего) на редкость естественно. Всем понравились его слова. В них была и деловитость, и обязывающая людей вера в них, и четко сформулированное представление космонавта о своем «рабочем месте» — в коллективе, а не над ним.
Немного погодя я зашел в домик, где поместили Гагарина и Титова. С ними был Евгений Анатольевич Карпов уже не как начальник Центра подготовки космонавтов — «врач с административно командным уклоном», а как нормальный авиационный… нет, уже, пожалуй, не авиационный, а космический врач.
В домике господствовала атмосфера полного отдыха. Магнитофон выдавал негромкую, видимо, специально подобранную «спокойно–бодрую» музыку, так сказать, для фиксации хорошего настроения.
Юра и Герман были в синих тренировочных костюмах с белой полосой у ворота, похожие на гимнастов, ожидающих своей очереди выступать, разве только что без эмблемы спортивного клуба на груди. Оба они были спокойны, доброжелательны, без видимых признаков возбуждения.
Но мое первое впечатление о безмятежной обстановке полного отдыха, царившей в этом домике, было несколько нарушено хорошо, очень хорошо знакомой мне книгой, раскрытой на столе. Это была наша инструкция и методические указания по пилотированию космического корабля. Как видно, отдых отдыхом, но мысли Гагарина особенно далеко от деталей предстоящего полета не уходили. Да как оно и могло быть иначе!
Мы немного поговорили о всяких посторонних вещах, и я, пожелав хозяевам домика доброй ночи, ушел к себе. Вечернее небо над космодромом было чистое и ясное. Тянул несильный ветерок. Все обещало назавтра хорошую погоду.
Назавтра!..
12 апреля 1961 года стартовая позиция с самого утра была полна людей. Как муравьи, облепили они фермы обслуживания побелевшей от инея дымящейся ракеты.
На рассвете здесь, на стартовой позиции, состоялось последнее перед пуском заседание Государственной комиссии. Короткие доклады руководителей стартовой команды, метеоролога (оказывается, космос, хотя и в меньшей степени, чем наша родная авиация, но тоже не вполне независим от погоды: в случае необходимости применить систему спасения космонавта в момент старта небезразличны сила и направление ветра). Предложение Королева — «Просим комиссию разрешить пуск» — принимается без лишних обсуждений.
Заседание это проходило в длинном темноватом помещении, которое старожилы космодрома именовали несколько странно: «банкобус». Оказывается, на первых пусках, когда этого помещения еще не существовало, последние предстартовые обсуждения и совещания проводились в стоявшем здесь же старом автобусе. А поскольку он стоял на месте, никого никуда не возил и предназначался для ведения разговоров, иногда довольно длинных (в авиации это занятие называется «держать банк»), то и был — дабы его название полностью соответствовало выполняемым функциям — переименован из автобуса в банкобус.
А работы на ракете, пока заседала комиссия, продолжали идти полным ходом.
Репродукторы громкой трансляции время от времени сообщали: «Готовность — четыре часа», потом «три часа», «два»… До полета человека в космос оставались уже не годы, не месяцы–часы.
С каждым таким сообщением народу на площадке становилось все меньше. Сделавшие свою часть дела люди уходили с нее, садились в машины и уезжали далеко в степь в заранее отведенные для них стартовым расписанием места.
Строгий контроль за каждым человеком, находящимся у ракеты в последние предпусковые часы и минуты, дело очень важное. Важное не только из тех соображений, чтобы никто лишний не путался под ногами у работающих, но и ради обеспечения безопасности людей: легко представить себе, что осталось бы от человека, который, зазевавшись, оказался бы на стартовой площадке в момент пуска!
Поэтому на космодроме постепенно отработалась и неуклонно действовала строгая и четкая система. Каждый, кто, согласно стартовому расписанию, должен был что–то делать у ракеты–носителя и космического корабля в день пуска, учитывался специальными жетонами, перевешиваемыми на контрольных щитах, а люди, которым полагалось присутствовать на площадке на самых последних этапах подготовки к старту, получали специальную нарукавную повязку.