Празднование двадцатилетия Победы, состоявшееся в 1965 году, тоже демонстрирует переплетение старого и нового, государственного дискурса и социальной психологии. Реакция населения на это событие, в основном положительная, тщательно отслеживалась, и это, вероятно, убеждало власти, что они на правильном пути[37]. Готовясь к выступлению в День Победы, всего через несколько месяцев после того, как в октябре 1964 года он сменил Хрущева на посту первого секретаря, Леониду Брежневу не нужно было сильно импровизировать, поскольку в его распоряжении уже имелась целостная фразеология и полный пантеон героев военной эпохи. (Позже все это без существенных изменений воспроизводилось вплоть до «перестройки».) Главным нововведением стало осторожное возвращение фигуры Сталина в нарратив Победы и замалчивание более сложных или двусмысленных – «ремарковских» – ее трактовок. День Победы вновь сделался нерабочим праздничным днем, каким он был до 1948 года. Новый лидер примечательным образом подхватил озабоченность искусства «оттепели» вкладом простых людей в военные усилия, упомянув о миллионах безымянных «участников Отечественной войны»; примерно через десятилетие это понятие станет базисом для признания нового и особого статуса ветеранов-фронтовиков[38].
Учитывая центральную роль «Отечественной войны» в официальном легитимизирующем мифе, приходится лишь удивляться тому, с какими трудностями сталкивались все эти миллионы, желая получить государственное признание, собственную организацию и официальный правовой статус – несмотря на их численность (а может быть, и вопреки ей), составлявшую к концу войны от 20 до 25 миллионов человек, 12–15 % всего населения СССР[39]. После того как отслуживших бойцов встретили с фанфарами, концертами, портретами Сталина и духоподъемными речами, тот незначительный особый статус, которым их наделили в ходе демобилизации, был довольно быстро упразднен. Власти ожидали, что ветераны не будут долго почивать на лаврах, а незамедлительно включатся в производственный процесс и совершат еще больше подвигов, теперь уже трудовых. Пенсии для инвалидов войны оставались мизерными, медицинская помощь и снабжение протезами были скудными, а государство интересовалось лишь тем, чтобы вернуть максимальное число уцелевших фронтовиков в народное хозяйство[40]. В последние сталинские годы ветеранов, которые не могли держать рот на замке и рассказывали о жизни, увиденной ими на Западе, арестовывали за «антисоветскую агитацию»[41]. Еще большую известность приобрели репрессии в отношении бывших военнопленных, которых органы госбезопасности после репатриации подвергали «фильтрации» во временных концентрационных лагерях. Тем, кто не был уличен в преступных деяниях и отпускался в мирную жизнь, вновь угрожали арестом в конце 1940-х и начале 1950-х. В контексте ксенофобии позднего сталинизма эти люди, испытавшие тлетворное западное влияние, оставались на заметке у спецслужб, что автоматически делало их подозреваемыми в последующих кампаниях[42].
Даже после смерти Сталина в 1953 году, в атмосфере начавшейся либерализации и утверждения культа войны при Хрущеве, советские власти по-прежнему не желали предоставить ветеранам привилегии и разрешить им учреждение собственной организации. Основной функцией созданного в 1956 году Советского комитета ветеранов войны (СКВВ) была пропагандистская работа в международном ветеранском движении, а не внутреннее представительство интересов бывших солдат. Только после долгой борьбы и только на одно десятилетие (1965–1975) этой организации разрешили создать филиалы на местах. Что же касается институционального закрепления ветеранского статуса, то оно состоялось лишь в 1978 году[43].
Таким образом, если вписать советский опыт в компаративный контекст, то до 1980-х годов он иллюстрировал одну из крайних возможных реакций социума на появление ветеранов как новой социальной группы. В одних случаях, например, в Германии после Первой мировой войны, государство монополизировало как социальное обеспечение, так и признание ветеранского статуса, полностью вытеснив с этого поля гражданское общество. В других случаях, в частности в Великобритании, основная часть заботы о бывших солдатах была оставлена добровольческим ассоциациям[44]. Наконец, в третьих случаях, подобных Соединенным Штатам Америки после Второй мировой войны, поддержка ветеранов со стороны частного сектора комбинировалась с законодательным закреплением их статуса, обеспечиваемым государством[45]. В Советском Союзе, по контрасту, инициативы частного сектора были объявлены вне закона еще со времен революции, поскольку советская партия-государство претендовала на организационную монополию в обществе. При этом отсутствие частной филантропии вовсе не уравновешивалось государственной системой социальной защиты. Предпочтя тоталитарную версию британского варианта послевоенной адаптации, советское государство рассчитывало на то, что фронтовики, демобилизовавшись, превратятся в обычных гражданских и не будут требовать какого-то воздаяния за былую воинскую службу. Иначе говоря, цель состояла в том, чтобы как можно скорее попытаться упразднить такую особую социальную группу, как «ветераны»[46].
38
40
42
Хорошим введением в тему является следующая работа:
46