Я слабо оттолкнул его руку. Только этой гадости мне сейчас не хватало.
— А ты не кобенься, не кобенься, пей, когда дают. Оно сейчас самое то. Чтобы, значит, согреться, — влез в разговор Савелич.
Он сосредоточенно крутил «баранку» и постоянно чем-то щёлкал на приборной панели.
— Вот я сейчас печку на максимум врубил. Пришлось ради такого покопаться и убрать лишние заслонки. Теперь работает на полную. Правда, ещё выхлоп теперь в салон идёт. Но тут потерпеть придётся. Тебе тепло нужно, — бубнил он себе под нос.
Я особо не вслушивался в их болтовню. Везут куда-то ну и ладно. Тем более, вокруг действительно было тепло. На меня навалили бушлаты обоих кгбшников и сверху добавили какого-то тряпья. Вот только внутри всё ещё холодилась крохотная искра сломанной магии. Я будто увидел нечто до боли знакомое, но одновременно и чуждое мне.
Всё ещё не веря себе, я решил во чтобы-то ни стало добраться до центра этой аномалии и узнать в чём там дело.
Но сначала, поесть! Хорошенько так, чтобы много, горячего и сытного.
От таких мыслей во рту появилась слюна и я, не выдержав, спросил у Гаврилова, есть ли у них что-нибудь съестное.
— Хм, да у меня вроде и нет. Так пара «взлётных» карамелек есть и всё, — ответил он.
— Эх, молодёжь. Всему-то вас учить нужно. Залезь под моё сиденье, там сухпай есть, — не оборачиваясь, бросил Савелич.
Что такое сухой паёк я себе примерно представлял. Но вот пробовать, никогда не доводилось.
— Сейчас, сейчас. Я быстренько. Вот тебе пока галеты, похрусти, а я тушёнку вскрою, — вытащив приплюснутую коробку, бормотал младший лейтенант.
Он суетился, ронял что-то на пол и пытался приладить нож к чуть помятой консервной банке. Сделать это было сложновато, особенно в постоянно трясущейся машине. Савелич не жалел автомобиля и гнал его на полной скорости.
Взяв предложенные Романом хлебцы, я жадно закидывал их в рот и глотал, почти не прожёвывая. Сухие и получёрствые, они царапали нёбо и глотку, но мне было наплевать.
— Вот, держи! — протянул мне он коряво открытую банку тушёнки.
Увидев содержимое, я сначала скривился, но голод взял своё. Спеша и стараясь не думать, что это мясо, я в пару минут опустошил всю консерву.
— Эй, я тебе забыл вилку дать. Ой! — воскликнул Гаврилов, протягивая мне вилку, спаренную с ножом.
Ни капли не стесняясь, я вытер жирные руки о собственную одежду и спросил, что есть ещё съестного.
— Да вот тут повидло, сахар ещё и какая-то овощная штука.
— Давай всё.
Уничтожив весь сухпаёк и вдоволь напившись горячего чаю, припасённого запасливым Савеличем, я, наконец, почувствовал себя лучше.
— Вот и приехали, — сообщил водитель, когда мы, изрядно подскочив на очередной выбоине, затормозили у ворот управления.
— Открывай, чего стоишь! У нас тут раненый! — заорал он, кому-то в каптёрке.
Дальше было полчаса суеты и неразберихи.
Меня отправили в санчасть, Гаврилов помчался на доклад к Лисицыной. Я совсем забыл об этой ежедневной обязанности. А Савелич отправился куда-то поправлять здоровье.
Так что, я остался один в палате с немного ошарашенной медсестрой и молодым парнем, который представился доктором.
— Эээ, товарищ Миндарис, я… эээ, не очень понимаю, — он мялся и пытался что-то сказать, — в общем… моей квалификации и знаний недостаточно, чтобы помочь, такому… эээ, гражданину, как вы.
— Не волнуйтесь, доктор, мне уже гораздо лучше. Просто принесите побольше одеял и горячего чаю, — успокоил я его.
— Но, у вас может быть обморожение. Хотя по первичному осмотру, ваш кожный покров в порядке, — он снова запнулся, волнуясь, — Эээ… если честно, то не понимаю, зачем вас сюда доставили. Ммм… Да, лёгкая слабость присутствует, но выглядите вы обычно. Разумеется, для своих стандартов. Пульс ровный, дыхание стабильное, температура чуть выше обычной, человеческой.
— Мы быстро восстанавливаемся. Бесценный дар природы, — коротко ответил я.
— Ммм….эээ, ну хорошо. Тогда не будем вас беспокоить. Варвара сейчас принесёт чай и одеяла.
Кивнув, я закрыл глаза. Хотелось тишины и спокойствия.
Но отдохнуть мне дали не больше часа.
— Значит, вот, где ты отлёживаешься, ядрёна вошь! На больничке съехать захотел, тунеядец, — услышал я знакомый голос.
Слишком уж хорошо зная обладателя таких присказок, общаться я с ним не хотел. И вообще, зачем он сюда пришёл? Неужели вчера мало было и захотел реванша?
— Ты дурачка из себя не строй. Вижу, что не спишь. А даже, если б спал, то пара хороших оплеух разбудят кого угодно. Верно говорю, лещ ты вяленый? — не унимался он.