Ленину понравился «электронный сторож». А после демонстрации бесконтактной охранной сигнализации Термен под аккомпанемент Фотиевой сыграл свой коронный номер — «Лебедя» Сен-Сенса, затем один из этюдов Скрябина и «Жаворонка» Глинки.
— Во время исполнения Глинки, — вспоминал Лев Сергеевич, — Владимир Ильич попросился испробовать сам терменвокс. Он был низенький, рыжий такой, ниже меня. Я взял его руку и помог ему начать. И он был очень музыкальный — сумел сам закончить «Жаворонка», уже без моей помощи.
Ой ли, Лев Сергеевич, при всем уважении к Вам и Владимиру Ильичу, трудно поверить. Я не раз пробовал, и жена моя — музыкант, тоже пыталась управлять терменвоксом. С первого раза трудно, инструмент, надо признать, непривычный, да и очень капризный, чуткий к неловким движениям, — получалось лишь мяуканье и вой, совсем не «Жаворонок» (рис. 7). Я думаю, и в терменовской памяти сказалось общенародное преклонение пред Ильичом, как у упоминавшегося выше начальника Наркомпочтеля: «Он все видел и все знал». И все умел, стало быть.
Впрочем, может, это и на самом деле было так, — придворный кремлевский летописец Дрейден Симон Давыдович, специально изучавший музыкальный слух вождя и составивший известный в кругах партийной интеллигенции сборник «Ленин и искусство», уверен, что Владимиру Ильичу и терменвокс был по плечу.
Не это главное, не в этом дело, — оставим все эти запоздалые и не очень уж уместные шутки (прошу извинения, дорогой читатель). Мне, как научному работнику, архивариусу-копуше хотелось, кроме воспоминаний, найти более точный, документальный источник, подтверждающий саму встречу Термена с Лениным. Упаси бог, я не то что б не верил Льву Сергеевичу — специфика научной работы такова... И сам Лев Сергеевич, и другие авторы глухо намекали, что имя Термена вроде бы даже увековечено в каком-то бессмертном ленинском письме. Перерыл все полные собрания сочинений Ленина — красного, синего цвета — увы, нету! Подсказал позже сам Термен. Оказалось — в письме к Л.Троцкому, которого Ленин если и не любил, то терпел, а его преемник Сталин ненавидел, выслал за границу и убил-таки в 1940 году с помощью наемного иноземного киллера, который уже при Хрущеве был удостоен за это звания Героя Советского Союза... Понятно, письмо это долго не печатали, и появилось оно уже в довольно поздние времена, вначале в малодоступном издании, а затем, кажется, в одном из последних томов последнего собрания сочинений В.И.Ленина (когда их уже перестали читать, а затем вовсе стали убирать с библиотечных полок — перестройка!).
Как бы то ни было, вот он — этот бесценный документ: «Обсудить, нельзя ли уменьшить караулы кремлевских курсантов посредством введения в Кремле электрической сигнализации? (один инженер, Термен, показывал в Кремле свои опыты: такая сигнализация, что звонок получается при одном приближении к проволоке, до прикосновения к ней...)!»[25]
Обсудили, понравилось, внедрили — в Скифском отделе Эрмитажа в Петрограде, где находится много золотых ювелирных украшений наших предков. Впрочем, обо всем этом знали только специалисты. В Москве оснастили терменовской техникой так называемый Гохран, куда были свезены реквизированные в церквях драгоценности, огромное количество икон, в тяжелых окладах, серебряные сундуки для мощей, усыпанные сверкающими камнями, потемневшие от времени кресты... Было что реквизировать, было что охранять, — огромные ценности! Тогда, при коммунистах, считалось, что столь жестокое насилие над церковью было продиктовано необходимостью спасать голодающее Поволжье, меняя золото на хлеб у Запада. Сейчас пишут — и голод был инсценирован специально, чтоб покончить с церковью, и золото шло не на хлеб, а чемоданами вывозилось за границу для поддержки зарубежных компартий, для форсирования мировой революции. Где правда, где обман — даже сегодня трудно понять и проверить. Тем более не знал того и Термен, впрочем, и не должен был знать и думать об этом. Радовался «папа» Иоффе, получавший для своего Физтеха прибыльные заказы. В институте открывается мастерская по изготовлению охранных сигнализаторов для учреждений Госбанка, Иоффе пытается внедрить эту технику в Берлине (валюта!). Радовался его талантливый сотрудник, что и его труд вливается в труд республики, что он приносит пользу, хорошо делая свое дело. Ситуация обычная, житейская. Главное, из нашего далекого далека уже видно, очевидно, — запахло слегка серой, рядом с нашим Фаустом замаячила тень Мефистофеля...
25
Письмо Л.Троцкому от 4 апреля 1922 года. — В кн.: Ленинский сборник, т.37. — М.:Политиздат, 1970, с.358.