Вспомним, наконец, сколько непризнанных художников «авангарда» пригрел в свое время академик П.Л.Капица, предоставляя им возможность выставиться в своем институте. Московские кинетисты из группы «Движение» тоже вынесли впервые свои работы из подвалов на большую выставку не где-нибудь, а в институте им. И.В.Курчатова. Выставлялся там, кстати, и казанский живописец А.Аникеенок, так и не нашедший тогда официального признания на родине. Помогали секретные «физики» и своими заказами. Так, скульптор Эрнст Неизвестный украшал своими барельефами интерьеры и здания разных «почтовых ящиков» в Москве, в Зеленограде, рискуя остаться на самом деле неизвестным для широкой аудитории, если бы с боем не прорывался на открытые выставки МОСХа. Сколько закрытых экспозиций Минрадиопрома, Миноборонпрома и других «минпромов» пришлось оформлять и художникам-кинетистам из Москвы, Ленинграда, Риги! Но достаточно было им выйти на свет, как на них сразу же обрушивались бульдозеры и гвалт вельможного искусствознания. А где у нас были тогда главные искусствоведы? В ЦК и в ЧК. Странная, парадоксальная, конечно, ситуация. До сих пор не могу понять: что ли им делать было нечего?
Не все выдерживали. Наиболее отчаянные и отчаявшиеся уезжали за границу. Большинство — осталось, пока или насовсем, кто знает. Остался парадоксальный Вячеслав Колейчук, создавший в свое время немало изящных кинетических конструкций космического назначения, остался со своим «Мебиусом», невольным прототипом «Древа жизни» Э. Неизвестного. Остался и продолжает удивлять своими удивительными «артефактами» Франциско Инфанте. Остался талантливый светохудожник Сергей Зорин, сменивший в своих поисках надежной «крыши» не один «почтовый ящик» на пути от Полтавы до Москвы, в каждом из которых создавал залы светомузыки и уходил на свободу, пока не осел окончательно в Международном Центре Рерихов. Никуда не уехал, живет и здравствует коллега Термена по консерватории и МГУ композитор электронной музыки Станислав Крейчи, зарабатывавший в свое время тем, что участвовал в каких-то невразумительных и подозрительных экспериментах по синтезированию речи дельфинов (с помощью электромузыкального синтезатора из музея А.Н. Скрябина).
Сохранилось с тех давних лет и наше СКБ «Прометей». Нам повезло, что с самого начала работали в Казанском авиационном институте. А это, надо заметить, тоже — не кулинарный техникум. Занимались мы, казалось бы, самым мирным делом, более того, эфемернейшим, изящнейшим из искусств — светомузыкой. Но по каким только п/я и в/ч не бросала нас судьба за прошедшие 30 лет — в поисках оборудования и заказчиков[61]. Разрабатывали мы им светозвуковую аппаратуру для комнат психологической разгрузки, для снятия стрессов у операторов — вполне мирная и красивая продукция, изначально готовая к конверсии. Вспоминаю свои московские командировки тех лет. Утром — в очередной п/я, вечером — в библиотеку, а на ночь — в подвалы к друзьям, формалистам-абстракционистам. Мозги набекрень! В течение одного дня: вежливые прапорщики у парадных подъездов, книги в тяжелых переплетах, джинсовая плесень, лохматая, гениальная. И так — много лет...
Интереснее всего, конечно, была работа с космическими фирмами. Началась она с личной «подачи» С.П.Королева. Прочитав «Туманность Андромеды» И.Ефремова, он загорелся мечтой оснастить светомузыкальной аппаратурой межпланетные корабли. Да и мы сами считали и считаем светомузыку подлинным «искусством космического века». Чего только мы им не напридумывали... Несколько аудиовизуальных индикаторов состояния корабля и самого оператора. Аппаратура для красочного заполнения экрана Центра управления полетами в периоды выхода космических кораблей из зоны радиовидимости. Пробовали — очень красиво. Кроме того, придя к теоретическому выводу, что в любой музыке скрыто опосредованное восприятие гравитации, мы предложили создавать специальные светомузыкальные программы для адаптации к невесомости[62]. С кем только ни приходилось встречаться — с генерал-лейтенантом Г. Т.Береговым, с главным конструктором космических кораблей В.Н.Челомеем... Подбирались уже к лунной, марсианской программе. Было, да сплыло... Пишут сейчас в газетах, что в цехе, где делали беспилотные «Бураны», советские аналоги «Шаттлов», налажено производство кроватей. Больше, по-видимому, негде. А идею о восприятии гравитации в музыке пришлось отдать в американский журнал[63]. Может, в NASA испытают, пока наши кроватями занимаются...
61
Об их названиях и их дислокации по привычке умолчу — знаю о недавнем, пусть и запоздалом, Указе Президента России о сохранении государственной тайны!
62
Галеев Б. Музыкальные программы для адаптации к невесомости. — В кн.: XV научные Гагаринские чтения по авиации и космонавтике /Секция «Проблемы авиакосмической медицины и психологии». — М.: АН СССР, 1985.