Итак, в основе монтажа лежит напряжение между двумя полюсами – полюсом конструкции и полюсом элемента. Конструкция – это одновременно рабочий процесс (в смысле «конструирования») и результат: результат, последовательно обнаруживающий метод своего создания. В этом аспекте термин «конструкция» соответствует марксистскому представлению о мире как результате действия «производительных сил» и складывающихся на их основе «производственных отношений». Мир вещей, созданных в процессе труда, одновременно оказывается ширмой, скрывающей действие этих сил и отношений (в этом, по Марксу, заключается «загадка» стоимости, разрешение которой оказалось не под силу политэкономии). Конструктивизм пытается подвергнуть вещи частичному развоплощению, с тем чтобы преодолеть их инертность и окончательность, обнаружить под оболочкой готовой вещи принцип ее устройства. Конструкция – это вещь как овеществленное производство, своего рода саморефлексия продукта относительно своего происхождения, т. е. относительно инвестированной в его изготовление работы.
Если конструкция означает производство, работу, то элемент представляет собой точку приложения этой работы. Он образует минимальную единицу конструкции, обладающую определенной однородностью и контрастирующую с другими подобными единицами. Эта однородность и связывает элемент с недифференцированным, неоформленным миром за пределами художественной или технической конструкции. Элемент – это материал, захваченный конструкцией, занявший в ней свое место, но в то же время сопротивляющийся воле к конструированию или, если угодно, указывающий на перспективу де- и реконструирования. По отношению к конструкции как пространству рефлексии, прозрачности, «сознательности» элемент образует участок непрозрачности, непроницаемости, материальности, индексально обозначающий предметную реальность.
Основной характеристикой элемента является «фактура» – это специфическое понятие заимствовано производственниками из языка формального метода. «Фактура» как бы подразумевает «шероховатость», которая задерживает наше внимание, препятствует автоматизму восприятия, напоминает о существовании мира и делает ощутимым сам процесс нашего с ним взаимодействия. Эта свойство фактуры перекликается с другой важной идеей формалистов – о затруднении, торможении как отличительной особенности поэтического языка51. Искусство позволяет ощутить «сопротивление материала», которое является необходимым моментом работы конструкции. Присущий терминологии формалистов семантический ореол предполагает приоритет тактильного опыта перед чисто зрительным, а стало быть, действия перед созерцанием, что хорошо видно уже по тому, с каким недоверием формалисты относятся к традиционной эстетической категории образа. Вместо этого они делают акцент на технике: на «приеме», на непосредственном, физическом контакте и конструктивной работе с материалом, позволяющими ощутить его неуступчивую фактичность.
Напряжение между прозрачностью конструкции, образующей поле тотального контроля и рациональности, и непрозрачностью, плотностью, фактурностью элемента может быть описано как борьба, причем борьба с переменным успехом. Внутренний смысл этой борьбы состоит, однако, в том, что каждый из двух задействованных в ней терминов нуждается в своей противоположности для собственной реализации. Другими словами, гипертрофия «конструктивности», подавляющей «материальный» аспект, неизбежно приводит к утрате эффекта работающей конструкции, поскольку эта работа ощутима лишь в приложении к некому нередуцируемому субстрату, образующему «внешнее во внутреннем». С другой стороны, ощутимость этого субстрата предполагает его захваченность конструкцией: конструкция обнаруживает, экспонирует элемент, делает его видимым или, как сказали бы мы сегодня, превращает элемент в знак самого себя.