Юнгер, как известно, использовал также термин «раса», подчеркивая тем самым виталистский смысл понятия Работы, в котором ницшеанская воля к власти детерминирует марксистское «развитие производительных сил». Ведь работа, по Юнгеру, есть не что иное как специфический «стиль» осуществления тотальной воли к власти. Теоретики производственного движения никогда бы не согласились с этой «фашистской» терминологией, равно как и с таким «ницшеанским» прочтением Маркса – но все это кажется деталями по сравнению поразительной общностью мировоззрений. Впрочем, исследователи уже давно обратили внимание, что ленинская, большевистская рецепция Маркса также носила отчасти ницшеанский характер: политический авангард в лице партии большевиков (этой коллективной реинкарнации Сверхчеловека) силой волевого решения опережает ход истории и осуществляет социалистическую революцию в стране, которая по уровню своего экономического и социального развития одной ногой еще стоит в феодализме. И уж точно не вызывает сомнений общность идей Ницше и художественного авангарда.
Однако нас в данном случае интересует не столько ницшеанская составляющая большевизма или производственного движения, сколько представление о тотальном характере Работы, определяющее постницшеанскую философию Юнгера. И не его одного. Когда Шкловский, который не был производственником, но, безусловно, разделял производственнический способ чувствования, советовал писателю осваивать вторую профессию (например механика) и «ею работать», т. е. видеть и описывать вещи с точки зрения («в ракурсе») этой профессии123, в нем говорил Рабочий. Точность, предметность, инструментальность языка и конкретизация позиции и целей того, кто этим языком говорит, противопоставляется производственниками традиционной категории «обобщения», предполагающей противопоставление переживания действию. В итоге отмеченный выше отказ от субъективизма, от манифестации уникального авторского «Я» и, взамен этого, акцент на безличном методе фиксации фактов образуют лишь первые два звена диалектической цепи, которая завершается формированием нового типа субъективности – коллективной, деятельностной, технически-квалифицированной. Эта концепция субъекта и определяет риторику фотоавангарда.
В целом формальные приемы, к которым прибегают «левые» фотографы, коннотируют примат действия над созерцанием, преобразования реальности над ее пассивным восприятием. Они как бы говорят зрителю: само созерцание того или иного объекта представляет собой активный процесс, включающий в себя предварительный выбор точки зрения, дистанции, ракурса, границ кадра. Ни один из этих параметров не очевиден, не установлен заранее как нечто само собой разумеющееся и вытекающее из естественного порядка вещей, потому что никакого «естественного порядка» вообще не существует. Взгляд потребителя последовательно замещается взглядом производителя.
Глава 5
ОТ ФОТОКАДРА К ФОТОСЕРИИ
1
Если попытаться одним словом описать сущность производственно-утилитарного искусства, то этим словом будет «работа». При этом под работой понимается непрерывная организация и реорганизация материи. Такая деятельность не может завершиться созданием некой оптимальной конструкции, поскольку, как учил Александр Богданов, идеолог Пролеткульта и создатель «всеобщей организационной науки» («тектологии»), мир находится в состоянии постоянного изменения. И если системы «централистического» типа (Богданов именует их «эгрессиями») как бы отторгают чужеродные явления, то более жизнеспособленные и пластичные системы «скелетного» типа («дегрессии») образуются за счет комплексов низшего порядка и таким образом способны интегрировать в себя новые явления и приспосабливаться к новым условиям. Требуется постоянная «отладка» и обновление существующих систем с целью обеспечения их эффективности и гибкости124.
Можно считать «тектологию» своеобразным теоретическим эквивалентом художественной практики конструктивизма. Тематизация работы-организации образует основное содержание самых разных конструктивистских опытов: от театральных постановок Мейерхольда, призванных научить человека пользоваться своим телом как совершенной машиной (концепция «биомеханики»), до трансформируемых «жилых ячеек» Моисея Гинзбурга, распространяющих процесс производства на сферу досуга; от фотомонтажа с его принципами комбинаторики и реорганизации отснятого материала, до фотографии вообще, являющейся, по мнению Юнгера, наиболее адекватным средством репрезентации гештальта Рабочего. Даже станковая картина, на сохранении которой настаивал Мохой-Надь, понимается им как некий тренажер, дающий работу психическому аппарату человека с целью его усовершенствования – в духе «психотехники» Бориса Арватова и Сергея Эйзенштейна.