Самым радикальным итогом советского общественного развития за последнее время оказалась концепция научно-технической революции (НТР). Эта концепция была заимствована в западном науковедении, но там она никогда не принимала такого глобального значения, которое приобрела в ССОР. Ее главным тезисом стало положение, что наука превращается в ведущую силу производства, да едва ли и не всего общества. Достаточно ознакомиться с формулировкой НТР Гвишиани и Микулинского: «НТР обладает относительной самостоятельностью и внутренней логикой своего развития». Они утверждают, что «в отличие от всех прошлых эпох, когда люди черпали новые идеи из наблюдения над природными явлениями или наталкивались на них в процессе производственной деятельности, теперь в 20-м веке, научные идеи рождаются преимущественно в силу внутренней логики развития самой науки». Последние слова исключительно важны, ибо указывают на демонстративный отказ от какого-либо экономического регулирования научно-технического прогресса.
Но наряду с этим в советском обществе есть и сильное консервативное начало, не заинтересованное ни в каких переменах и вынужденное идти на них только под давлением обстоятельств. Это правящий партийный аппарат, пока что являющийся формальным хозяином производительных сил. Он-то и есть та самая древняя бюрократия, которая воцарялась после завершения великих строек древности. Всякие перемены опасны для ее власти, и она относится к ним крайне настороженно. Но положение советской партийной бюрократии крайне противоречиво, так как легитимацией ее власти является унаследованная ею радикальная идеология. Партаппарат оказывается нелепым монстром: бюрократией — формальной носительницей радикализма, что заставляет ею оправдывать все свои действия идеологией, в которую он давно не верит.
Надо, однако, иметь в виду, что партаппарат неоднороден, и интересы отдельных его частей мотут быть различны. В партаппарате есть отделы, по существу, не связанные с административным, бюрократическим управлением. Это прежде всего международный и идеологический отделы ЦК, смысл деятельности которых состоит во всемерной радикализации общества. Их поведение, их интересы могут существенно отличаться от поведения и интересов остальной части общества. Наконец, в среде самой административной бюрократии могут встретиться различные течения, склонные к радикализму, и являющиеся лобби радикальной части советского общества. Общая ситуация не представляется абсолютно детерминированной ввиду социальной расплывчатости всего советского общества.
Так или иначе тот, кто смотрит на советскую систему лишь как на продолжение дореволюционной общественной системы; существенно заблуждается. Можно полностью согласиться с Касториадисом, что советская система является принципиально новым явлением. Разумеется, в советской системе есть ряд преемственных элементов и, возможно, партаппарат, в том виде, в каком он сейчас существует, и является некоторым наследником старой бюрократии, как консервативная сила, но помимо этого сходства имеются глубокие различия. Аналогии советскому обществу, разумеется, в пределах разумных ограничений, надо искать в западных многонациональных монополиях, в западных военно-промышленных комплексах, которые, однако, не могли уйти из-под экономического контроля общества.
§ 4. ЭКСПАНСИОНИЗМ И ИЗОЛЯЦИОНИЗМ
В соответствии с наличием радикализма и консерватизма в советском обществе, оно содержит одновременно тенденцию к экспансионизму и изоляционизму.
Ян утверждает следующее: «Хотя милитаризация советского бюрократического общества гораздо глубже, чем буржуазного американского, между капиталистическим и государственным милитаризмом имеются существенные различия». Поскольку, по мнению Яна, внутренние экономические противоречия советского общества не ведут к расширению заморских рынков сбыта и якобы безусловно не ведут к эксплуатации сырья и рабочей силы в других странах, то, заключает он, советского империализма не существует. Исходя из этих ошибочных предположений, Ян квалифицирует советский милитаризм только как бюрократический, хотя такая составляющая в нем безусловно есть. В самом деле бюрократический милитаризм, по существу, является изоляционистским, но Ян не видит в советском милитаризме его агрессивной составляющей, которую он приписывает лишь агрессивному капиталистическому милитаризму.
В его глазах подобное мнение не противоречит фактическому расширению советской территории и сферы влияния с 1917, ибо эта экспансия, по мнению Яна, имела место не столько в результате внутренней социальной и экономической динамики советского общества, сколько из-за нацистской агрессии и американской политики холодной войны, когда СССР пришлось занять оборонительную позицию.