Таков же совокупный опыт всех, знакомых с советской промышленностью.
Одом говорил, что истинным признаком мирных намерений ООСР будет отказ от централизованной системы ценообразования. Мнение Одома вызвано непониманием советской политической экономии, в котором рыночная система ценообразования невозможна.
Но наиболее разрушительным последствием фетишизма производительных сил и связанного с ним отсутствия экономического регулятора является иррациональный характер советских капиталовложений. Если существующее уже предприятие можно с грехом пополам втиснуть в те или иные экономические рамки, то вопрос о капиталовложениях является исключительно волевым, ценностным, политическим, как бы его не называть. Решение о строительстве нового завода даже еще не является наиболее ярким примером, где может проявляться иррациональность подобных решений. В особенности, далеко идущие последствия может иметь произвольность решений в области долгосрочных капиталовложений в транспорт, топливно-энергетическую, добывающую промышленность; решений, связанных с размещением производительных сил. В экономике, освобожденной от ограничений классического капитализма, такие решения могут быть вызваны любыми соображениями.
Существует представление о плановости советских капиталовложений, как о чем-то полностью продуманном и вытекающем из экономических и социальных потребностей общества. На самом деле советский план капитального строительства — лишь совокупность произвольных решений. Решения о капиталовложениях — совокупность решений, вырабатываемых под действием различных групп давления часто безо всякого экономического обоснования. План означает лишь то, что любое вложение должно быть санкционировано сверху и не может быть сделано произвольно снизу, но учреждения, утверждающие эти капиталовложения, лишены какого-либо экономического критерия при оценке их эффективности. Кроме того капиталовложения должны удовлетворять требованиям баланса. Как показывает советская же пресса, капстроительство в СССР предпринимается часто спонтанно и вне всякого координированного плана лишь под сильным политическим давлением, против которого плановые органы не в силах устоять, дабы не быть обвиненными в саботаже обороноспособности страны. Кроме того решения о капвложениях определяются региональными соображениями. Так решение о строительстве того или иного завода в Сибири может быть принято не потому, что там есть для этого необходимые условия, а именно вопреки им — для какой либо цели, часто не имеющей ничего общего с экономикой.
Например, Хрущев, узнав, что в дельте Дуная имеются мощные предприятия по переработке камышита, приказал в свое время строить целлюлозно-бумажный комбинат в Астрахани. Но выяснилось, что условия произрастания камышита в дельте Волги и Дуная столь различны, что рассчитывать на местный камышит в качестве исходного сырья для комбината не приходилось, по крайней мере, в первые годы его существования, так что в Астрахань стали сплавлять лес по Волге с севера.
Советские капвложения, как хорошо известно, могут быть не обеспечены ни оборудованием, ни рабочей силой по причине отсутствия их экономического обоснования и поэтому полностью неэффективны и даже убыточны. Могут начать производиться ненужные (и даже вредные!) машины, товары, вещества. Могут быть построены электростанции, не имеющие потребителей электроэнергии.
Хаотичность капвложений, их неэффективность — одна из самых разрушительных черт советской экономики.
В результате создается исключительно благоприятная обстановка для милитаризации советской экономики. Поскольку военные интересы имеют в советском обществе абсолютный приоритет, на все экономические решения неизбежно накладывается их отпечаток. Поскольку экономических регуляторов, по существу, не имеется, давление сил, мотивирующих свои требования военными интересами, всегда будет преобладать. Никаких сдерживающих механизмов против этого не имеется.
Поэтому разрушительный характер советской экономики приводит к ее глобальной милитаризации.