– Выработанные Лигой санкции, – сказал Суриц, – не включают ограничений военного характера и не касаются наиболее важных для Италии видов военно-стратегического сырья. Лондон и Париж, например, категорически против нефтяных санкций. Так же как и ваше правительство. Америка, между прочим, наращивает поставки Италии нефти и другого стратегического сырья. Объясните мне, господин посол, в чем же тогда суть вашего закона о нейтралитете, принятого в августе?
– Он запрещает, – Додд говорил, испытывая какую-то неловкость, – поставки оружия воюющим странам. Его цель – оградить США от участия в войнах. Третьего дня президент в соответствии с этим законом запретил вывоз оружия в Италию и Эфиопию.
– А стратегическое сырье?
– Его поставки не запрещаются.
– Значит, так, – усмехнулся Суриц. – Нельзя поставлять оружие агрессору – Италии, которая сама его производит в достатке и напичкана им из-за рубежа. Но нельзя поставлять оружие жертве агрессии – Эфиопии, у которой луки со стрелами, копья и десяток старых самолетов. Можно поставлять Италии железную руду, которую она переработает на пушки, но можно поставлять ту же руду Эфиопии, которая ей ни к чему. Нельзя вмешиваться в конфликт, но можно погреть на нем руки и подождать, как дальше будут развиваться события, не так ли? Недаром Гитлер сказал: Америка с ее законом о нейтралитете нам не опасна.
Додд промолчал.
Вечером в назначенный час к Сурицу приехал Франсуа-Понсе. Он явно был воодушевлен вчерашней встречей с Гитлером.
– Я сказал фюреру по поручению премьера Лаваля, что Франция с удовлетворением отмечает сдвиги к лучшему в наших отношениях с Германией. Это видно и по спокойному тону германской прессы, и по последним выступлениям Геринга и самого Гитлера.
– Господин посол, – перебил его Суриц, – вы говорите так, будто Франция и Советский Союз расположены на разных планетах и у них нет договора о взаимопомощи. А ведь в последнем интервью Гитлер опять шумел об угрозе распространения большевизма из СССР. Здешняя пресса выступает с резкими выпадами против моей страны в связи с предстоящей ратификацией франко-сооветского пакта.
– О, я говорил фюреру о нашем пакте. Я сказал, что он не должен вызывать никакой тревоги в Германии.
– Оправдывались?
– Успокаивал.
– Что же фюрер?
– Он заявил о своих добрых чувствах к Франции, о желании улучшить отношения. К нашему пакту он по-прежнему относится негативно. Он повторил некоторые свои доводы против вашей страны, но подчеркнул, что Германия не собирается нападать на Советский Союз.
«Доводы? – мелькнуло у Сурица. – Или истерические выпады, как говорил Додд?»
– Вообще, по-моему, – продолжал Франсуа-Понсе, – Гитлер не станет сейчас форсировать войну, он еще не готов к ней. Мне кажется, в ближайший год или два большой войны не будет, может только произойти какой-нибудь конфликт в Австрии, вокруг Данцига или в Чехословакии.
– А что он сказал по поводу Эфиопии?
– С Эфиопией, видимо, скоро будет покончено.
– И не без помощи господина Лаваля.
– Муссолини воевал бы в любом случае. Он считает: для того, чтобы нация была здоровой, ей нужно воевать каждые двадцать пять лет. Если бы мы воспротивились его акции в Эфиопии, то не достигли бы ничего, кроме ухудшения отношений с Римом.
– Я слышал, – сказал Суриц, – что Муссолини спрашивал Макдональда, как отнесется Англия к его агрессии в Эфиопии. Говорят, тот ответил: «Англия – леди. Женщинам нравятся активно-наступательные действия мужчин, но при условии соблюдения секретности. Действуйте тактично, и мы не будем вмешиваться». А Саймон, по слухам, выразился еще откровеннее. На вопрос, почему бы не перекрыть Суэцкий канал и не прервать связь Италии с ее войсками в Эфиопии, он ответил: если Англия помешает дуче, то его режим падет, и Италия окажется во власти большевиков.
– Макдональд и Саймон – это уже прошлое.
– Но после майской реконструкции британского кабинета мало что изменилось. Болдуин из премьера де-факто при Макдональде превратился в премьера де-юре. А Саймон, став министром внутренних дел, предоставил свое кресло на Уайтхолле Сэмуэлю Хору, который продолжает его линию. Кстати, что вы слышали о Хоре?
– Типичный английский аристократ. Окончил Оксфорд, был министром авиации, по делам Индии. Да, еще: во время мировой войны состоял британским военным агентом при царской ставке. Восторженный почитатель пасхальных служб русской православной церкви. И вообще мистик. Мне рассказывали, что у него в гостиной стоит украшение, напоминающее посеребренный гроб. Но, как говорил Гете, некоторым умам нужно прощать их оригинальность.
– А как понимать его громовую речь в прошлом месяце в Лиге наций о том, что Англия готова применить санкции против Италии? – спросил Суриц.
– Не более чем предвыборный ход. У англичан в ноябре парламентские выборы, а избиратели, похоже, требуют санкций против агрессоров. Пройдут выборы, и все станет на свои места. Мы должны ладить с Муссолини.
– Даже ценой свободы целого народа, ценой независимости Эфиопии?
– Любой ценой, – отрезал Франсуа-Понсе.
Они беседовали еще более часа. Суриц сообщит в Москву:
В беседе с коллегами Франсуа-Понсе гораздо ярче, чем в разговоре со мной, отметил резкость выпадов Гитлера против нас и гораздо более оптимистически расценивал результаты своей беседы с Гитлером. Характерно, что Франсуа-Понсе, делясь своими парижскими впечатлениями (он там на днях побывал), говорил, что в «некоторых кругах» нас упрекают в противодействии улучшению отношений между Францией и Германией. А этому делу Франсуа-Понсе сейчас отдается с обновленной энергией, ободренный свиданием с Гитлером. Мне кажется, что французы готовят почву если не для сепаратного соглашения, то для установления какого-то нового модуса с Германией.
Что касается итало-эфиопской войны, то здесь он лишь приводил слова Гитлера о вероятности скорой ликвидации конфликта и о трудностях, которые испытывает Франция в отношениях с Италией.
«Трудности» эти будут вскоре устранены. Две с половиной недели спустя Лаваль и Хор подпишут секретное соглашение, по которому предложат Эфиопии «уступить» Италии добрую половину своей территории. Это будет подарком агрессору. Текст соглашения попадет в печать и вызовет возмущение общественности Англии, Франции и других стран. Хор тут же будет вынужден подать в отставку, его место займет Антони Иден. Кабинет Лаваля падет через месяц, ему на смену придут такие же «умиротворители» – Сарро и Фланден.
Выступления СССР в Лиге наций в защиту Эфиопии не найдут поддержки. Англия и Франция, все еще рассчитывая заключить «пакт четырех», не захотят ссориться с Муссолини. Безнаказанность итальянского агрессора придаст наглости фашистской Германии; гитлеровцы будут в восторге. В письме в НКИД Суриц напишет:
Лига наций, которую здесь ненавидят, накануне распада и краха. Коллективная система безопасности, которая впервые нашла было применение в санкциях против Италии, сейчас размывается. И кем? Той самой Францией, которая «придумала эту систему специально для Германии» (выражение Риббентропа). Санкции притупляются, и агрессор получает премию за нападение. Есть от чего прийти в восторг!
В июле тридцать шестого года Лига наций отменит свои санкции против Италии и с тех пор перестанет играть сколько-нибудь существенную роль в международных делах. Малые страны поймут, что полагаться на Лигу они больше не смогут. Позиция Англии и Франции в Лиге наций, таким образом, нанесет непоправимый ущерб делу мира. Эфиопию принесут в жертву агрессору.