В конце концов в Рейнскую зону направили пять пехотных полков. Солдат погрузили в вагоны, сказали им, что они едут на маневры, и не выдали ни одного патрона. Командиры в пути вскрыли врученные им пакеты и лишь тогда узнали, куда их послали. Составы остановили на правом берегу Рейна. Только три батальона переправились через мост на левый берег, им приказали немедленно отходить, если у границы появится хоть одна французская рота. Этого не случилось. Выждав, немцы ввели в зону около тридцати тысяч солдат.
…Вечером в перерыве заседания правительства Фланден пригласил к себе Потемкина.
– Ни речь Гитлера, ни меморандум, врученный сегодня утром Нейратом послам, – сказал министр, – не произвели на мое правительство того впечатления, на которое они рассчитаны. Во всяком случае, внешнеполитическая линия Франции нисколько не меняется. Наше отношение к франко-советскому пакту остается прежним.
– Само собой разумеется, – заметил Потемкин. – Малейшее колебание в этом вопросе было бы истолковано Германией и международным общественным мнением как проявление слабости Франции и нанесло бы непоправимый ущерб ее престижу. Я уверен: если бы не было франко-советского пакта, Германия нашла бы другой предлог для ввода своих войск в Рейнскую область. Твердость – вот единственное средство предотвратить новые осложнения. СССР всегда был сторонником твердого соблюдения международных обязательств и никогда не уклонялся от выполнения договоров. Франция может быть уверена, что, требуя противодействия грубому произволу Германии, она встретит полную поддержку со стороны СССР.
– Мы, – сказал Фланден, – решили пока воздержаться от мер военного порядка. Мы надеемся на Лигу наций и на конференцию локарнских государств, которая соберется не позднее понедельника – вторника в Париже.
…Ни одна страна, кроме СССР, не осудит Берлин в Совете Лиги наций. Совет лишь ограничится констатацией факта нарушения Германией международных договоров. То же самое произойдет на совещании стран, заключивших Локарно.
Две недели спустя Потемкин напишет в Москву о преступной «нерешительности и робости Франции», в числе причин которых назовет следующую:
Столкнувшись с примиренческой позицией Англии, Франция опасается проявлять такую настойчивость и твердость, которые могли бы привести к ее разрыву со своим могущественнейшим партнером. К этому надо добавить, что в среде ее союзников и друзей обнаруживаются те же колебания и страх перед возможностью войны с Германией.
В планы Гитлера об установлении «нового порядка» в Европе не вписывались победы партий Народного фронта на выборах 1936 года – в феврале в Испании и в мае во Франции. Победа Народного фронта во Франции преградила путь к власти фашизму. Боясь «распространения большевизма», реакция выдвинула вперед свой авангард – фашистские режимы. При молчаливом согласии «западных демократий» Берлин и Рим помогли испанским правым во главе с Франко подготовить мятеж в республиканской Испании, что было ударом и по Народному фронту во Франции. 18 июля в эфире прозвучал условный сигнал к началу франкистского мятежа: «Над всей Испанией безоблачное небо».
25 октября 1936 года Гитлер и Муссолини подписали соглашение, названное «ось Берлин – Рим». В нем разграничивались сферы интересов на Дунае и на Балканах. Германия признавала захват Италией Эфиопии. В документе содержалась также договоренность о совместной политике в международных делах, в частности в Испании.
Лондон, четверг, 5 ноября 1936 года
Майский, приглашенный Черчиллем на завтрак, с интересом слушал хозяина. Они беседовали с глазу на глаз. Мнение Черчилля о последних событиях было важно для Майского. Опыт и интуиция подсказывали полпреду, что рано или поздно Черчилль окажется хозяином резиденции премьер-министра на Даунинг-стрит, 10, его время придет.
– Попомните мои слова, – горячился Черчилль, – год-другой, и катастрофа разразится. Германия так просто не остановится, этот маньяк в Берлине одержим идеей захватить весь мир. Единственное, что может обуздать его, – это блок миролюбивых, но решительных наций. Сейчас борьбе с Гитлером должны быть подчинены все прочие политические проблемы.
– Я полностью согласен с вами, – сказал Майский.
– Согласны? Почему же вы тогда вмешиваетесь в испанские дела? Неужели непонятно, что это отвлекает всех нас от главной цели и затрудняет сближение Англии с Россией?
– Вмешательство? – вспылил обычно спокойный Майский. – Вмешательство – это политика невмешательства западных держав! Вам прекрасно известно, что Франко готовил мятеж и ведет сейчас гражданскую войну при открытой поддержке Берлина, Рима и Лиссабона. Они поставляют ему оружие и солдат, помогая в борьбе с законным правительством, которое избрано большинством народа и представлено в Лиге наций!
– Ну кто кому и что поставил, пусть разбирается Комитет по невмешательству, в котором вы столь блистательно представляете Советский Союз, – примирительно сказал Черчилль.
– Комитет почти два месяца этим занимается, – ответил полпред. – Вернее, должен заниматься, а на деле играет в бирюльки. Когда в конце августа мы подписывали соглашение о невмешательстве, мы собирались строго его соблюдать, если и другие страны будут его придерживаться. Испанцы сами бы решили свои проблемы. Сентябрь был месяцем испытания. Мы не посылали в Испанию ни оружия, ни амуниции, ни людей. А Германия и Италия тем временем при невмешательстве Англии и Франции поставляли Франко сотни самолетов и посылали ему в помощь тысячи своих солдат и офицеров.
– Комитет расследует это, – вставил Черчилль.
– Комитет занимается оттяжками и проволочками, не без удовольствия выслушивая антисоветские эскапады представителей Германии и Италии.
– Соглашение о невмешательстве и создание комитета предложил французский премьер Леон Блюм…
– А я слышал, что эти идеи ему подбросил ваш премьер Болдуин.
– С Блюмом, – ухмыльнулся Черчилль, как бы не расслышав слов Майского, – вам должно быть легче иметь дело. Как-никак социалист.
Майский подумал: «Видимо, прав был Болдуин, когда сказал, что Блюм кончит так же хорошо, как Макдональд, – приспособится к нуждам момента и подзабудет социализм».
– Впрочем, он, кажется, похож на наших лейбористов, – продолжал Черчилль. – Вы думаете, они социалисты? Никакие они не социалисты. Они просто буржуазные радикалы, которые хотят немножко улучшить жизнь маленького человека и слегка подпилить когти капитализма. Но уничтожить капитализм? Нет, нет! Если бы кто-нибудь предложил это сделать моим лейбористским друзьям, они просто умерли бы со страха.
…Правый лидер социалистов Леон Блюм, который был назначен на пост премьер-министра после победы Народного фронта, родился в семье банкиров, выходцев из Эльзаса. Он получил среднее образование в одной из самых аристократических гимназий Парижа – лицее Генриха IV, а затем, как и Франсуа-Понсе, окончил Высшую нормальную школу. В 1895 году, в 23 года, был принят на государственную службу. Занявшись одновременно литературой и театром, он стал известным критиком в Париже. Перед ним открылись двери салонов высшего общества.
Во время мировой войны Блюм – начальник кабинета одного из министров-социалистов. На этом посту он быстро расширил связи в деловом и политическом мире. В 1919 году Блюм был избран в парламент и сразу же возглавил социалистическую фракцию. С этого момента, стоял ли он за спиной одних правительств или находился в оппозиции к другим, Блюм был верен своему кредо: «О реформах очень хорошо говорить, но их очень опасно осуществлять». Он скатывался вправо, повторяя путь Макдональда. Став премьером, он не занял во внешнеполитических делах ту позицию, которая была провозглашена Народным фронтом. Вместе со своим министром иностранных дел Ивоном Дельбосом Блюм отменил уже готовую сделку о продаже оружия испанским республиканцам, а затем разорвал торговое соглашение с Испанией, по которому она могла закупать у Франции оружие.