Париж, вторник, 19 июля 1938 года
Столица Франции была украшена флагами и под ослепительным солнцем сверкала яркими красками. На улицы вышли сотни тысяч людей.
К вокзалу подошел специальный поезд: прибыли английский король Георг VI и королева Елизавета.
В толпе кто-то сказал:
– А в 1914 году война вспыхнула несколько недель спустя после визита к нам отца Георга VI – Георга V…
Приняты строжайшие меры безопасности – убийство Барту еще у всех на памяти. Накануне арестовали подозрительных лиц. Сейчас взору короля и королевы предстали десятки тысяч солдат и полицейских на всем пути следования торжественного кортежа. Восторженная толпа приветствует гостей, но не видит их: королевскую чету заслоняет непроницаемая стена охраны.
В полдень в честь гостей состоялся парад, после которого предусматривался отдых для короля и королевы. Но не для сопровождавших их руководителей британского правительства – они встречались в это время со своими французскими коллегами. Премьер Чемберлен прибыл на Кэ д’Орсэ вместе с министром иностранных дел лордом Галифаксом.
Эдвард Галифакс в марте сменил в Форин оффисе Антони Идена – он давно рвался на этот пост. Его час пробил, когда отношения между Чемберленом и Иденом испортились вконец. Премьер демонстративно не считался с Иденом, относился к нему с оскорбительным пренебрежением. Нельзя сказать, что у них были серьезные разногласия по существу линии «умиротворения», – термин этот, кстати, ввел в политический лексикон сам Иден. Но в вопросах тактики, методов дипломатии обнаружились расхождения.
Кризис наступил в феврале, когда за спиной Идена Чемберлен стал вести неофициальную переписку с Муссолини. Ради примирения с фашистской Италией он готов был признать захват Эфиопии. Иден тоже выступал за переговоры с итальянцами, но в отличие от Чемберлена настаивал, чтобы Рим прежде вывел своих «добровольцев» из Испании. Итальянцы через агента в английском посольстве в Риме не только были в курсе всех предстоящих шагов Лондона, но и знали об отношении Чемберлена к Идену, а потому не ставили его ни в грош. Дело дошло до того, что итальянский посол в Лондоне Гранди в ответ на приглашение Идена посетить его заявил, что очень занят: у него назначена игра в гольф. А на встрече Чемберлена и Идена с Гранди премьер вместе с послом выступил против своего же министра. Такого Идеи вынести не смог и подал в отставку. Но не зря его называли «счастливчиком»: отставка принесла ему громадную популярность среди противников «умиротворения». Ему повезло – он против своей воли вынужден был уйти, сняв с себя ответственность за британскую политику «умиротворения», которую сам проводил в жизнь. Уйти, чтобы вернуться всего полтора года спустя в ореоле славы. Уйти, чтобы в будущем стать премьер-министром Великобритании.
Чемберлен назначил на место Идена близкого себе по духу и взглядам пятидесятисемилетнего Галифакса. Этот аристократ, член парламента с 1910 года, занимал немало министерских постов при различных правительствах, был одно время вице-королем Индии. Высокий, худощавый, медлительный, со спокойным глуховатым голосом и постоянной приятной улыбкой на лице, Галифакс внешне располагал к себе. Но общаться с ним находилось не много желающих: он любил подолгу философствовать на морально-религиозные темы. Когда он служил в Индии, позади его кабинета находилась часовня – он отправлялся туда перед серьезными встречами и молил бога просветить его разум.
Как министр иностранных дел Галифакс легко мирился с тем, что Чемберлен низвел Форин оффис до положения своей дипломатической канцелярии. Он полностью поддерживал политику «умиротворения». В ноябре 1937 года он по поручению Чемберлена ездил с неофициальным визитом в Германию для переговоров с Гитлером о широком англо-германском соглашении. Собеседники сошлись в своей ненависти к Советскому Союзу. Галифакс одобрил все действия Гитлера и предложил, чтобы Берлин и Лондон совместно с Парижем и Римом переделали существующий порядок в Европе. Он дал согласие на «урегулирование» с Австрией, Чехословакией и Польшей – «по возможности» мирным путем, а также на возврат германских колоний. Аншлюс Австрии уже показал, к чему вело такое «урегулирование».
…Дуэт Чемберлен – Галифакс во второй раз за последние три месяца встречался с новым парижским дуэтом Даладье – Боннэ. Первый раз они беседовали в апреле в Лондоне, когда пятидесятичетырехлетний Даладье только что сформировал свой кабинет.
Сын мелкого лавочника, Эдуард Даладье окончил лионскую гимназию, был учителем, занимался в университете, а затем преподавал там историю Франции. После мировой войны он решил попробовать себя в политике. Удачно: в 1919 году в Бурбонском дворце появился новый депутат от радикал-социалистической партии. На первых порах его держал при себе и подталкивал вверх по служебной лестнице маститый радикал Эдуард Эррио. Но вскоре Даладье перестало удовлетворять положение «второго я» Эррио.
Когда на волнах, экономического и политического кризисов среди французской буржуазии окрепли профашистские настроения, Даладье оказался на поверхности – он занимал ряд министерских постов и был даже премьер-министром, активно выступая против рабочего класса внутри страны и за примирение с фашизмом на международной арене. Представитель мелкой буржуазии, он искал союза с крупной, которая увидела в нем защитника своих интересов и противника Народного фронта. Три месяца назад он вторично возглавил правительство.
Даладье не принадлежал к числу видных ораторов, ему не дано было зажигать слушателей энтузиазмом и ослеплять фейерверком красноречия. Он любил покрасоваться в роли «человека из народа», добившегося всего «благодаря врожденным талантам», которых у него, кстати, не было. Молчаливый и подозрительный, он был человеком настроения – то воображал себя сильной личностью, то вел себя трусливо.
Чемберлен и Даладье, казалось, сильно отличались друг от друга. Тощий, мертвенно-бледный купец из Бирмингема с носом как ястребиный клюв, под которым топорщились усы. И дородный сын кондитера, небольшого роста, с бычьей шеей, с хитрыми, недоверчиво оглядывающими все глазами и с меланхолическим гладким лицом. Сын крупного политика, перед которым открывались все двери. И скромный учитель, которому пришлось с трудом прокладывать путь наверх. Но у них было много общего. Оба были тщеславны и нетерпимы к чужим мнениям. Оба верили в «умиротворение» фашистских диктаторов и считали себя спасителями существующего строя. Вероятность социальных перемен ужасала обоих: Чемберлена как выходца из правящей верхушки, а Даладье как «маленького человека», сделавшего карьеру.
Встретившись, два дуэта не нуждались в прощупывании позиций друг друга: они знали, что в принципе между ними разногласий нет, речь пойдет о деталях.
– Я думаю, – сказал Чемберлен, когда все четверо сели за стол, – мы с удовольствием продолжим сегодня нашу апрельскую беседу. Кризис в мае вокруг Чехословакии заставляет нас вернуться к этой проблеме: ситуация сложилась крайне опасная. Если бы господин Гитлер не проявил благоразумия и выступил против Праги в поддержку судетских немцев, то общеевропейская война стала бы неизбежной. Президент Чехословакии Бенеш объявил мобилизацию, Москва дала понять, что она готова помочь чехам…
– А Франция, – продолжил мысль Чемберлена Даладье, – вынуждена была бы согласно системе франко-чехословацко-советского пактов объявить войну Германии.
– В отличие от нас, – заметил Галифакс, – вы связаны с Прагой и Москвой договорами. А я могу вполне определенно заявить, что Англия не может брать на себя обязательство в отношении Франции на случай войны: мы не хотим, чтобы французские министры решали вопрос о том, воевать Англии или нет. Как сказал один мой коллега по кабинету, Чехословакия не стоит шпор даже одного британского гренадера.