… Мне в душу проникли эти слова вашей просьбы к читателю, и я решился написать Вам письмо, в котором выразил Вам мои чувства и мнения, какие попались подчас в голове моей. У нас такое обстоятельство жизни, пиши пока можно и явился случай в жизни.
Я сам не могу ценить, а только почему-то хочется писать Вам и еще спрашиваю совета у вас, нужна ли наука в нашем крестьянском положении. Как мне многие советуют бросить чтение, но мне почему-то хочется читать и жаль оставить, но я читаю в свободное время от работы….
Имею честь дать ответ на вопросы, помещенные в № 17 «Сельского вестника». Из распросов крестьян, среди которых я живу, видно, что крестьяне не знают о Пушкине и не слыхали; грамотность мало распространена, а, если кто и грамотен, то сочинения Пушкина ему не попадают, так как произведений Пушкина не продают на базарах, а книжки лубочного издания; в училищах библиотек, нет, откуда они могли бы брать книжки для чтения, хотя часто приходится слышать просьбы о книжке.
От крестьянина Псковской губернии, Порховского уезда, Верхне-Шелонской волости, дер. Грив. Евстигнея Дорофеева Андреева.
В нашей местности народ более безграмотный, не может понять тех доблестей, какие заслуживает поэт великий А. С. Пушкин, но слышать о нем почти все слышали и говорят, что это был очень умный человек.
В отношении грамотных, то, пожалуй, каждый знает Пушкина и читывал его сочинения или же повести, хотя не полные отрывками, и считают его очень даровитым писателем и стихотворцем; все сожалеют о его преждевременной кончине.
Его сочинение более любят читать в простонароден «Сказка о золотой рыбке», потому что мне приходилось много раз слышать из разговоров самих крестьян даже неграмотных, когда заспорятся с богатстве, или зависти, то ставят в пример эту сказку и о скупом рыцаре. Еще читывали его повесть о Пугачевском бунте и много других. Я сам читывал его полное сочинение, которое было заимствовано почитать у бывшего волостного писаря. Я с своей стороны считаю Пушкина, что это великий был человек…
Дай бог, чтобы у нас на святой Руси было побольше таких людей, как Александр С. Пушкин.
Валерий Кирпотин
Наследие Пушкина и коммунизм
Сто лет прошло после смерти Пушкина, — срок в арифметическом выражении относительно небольшой. Народы Запада и Востока отмечали юбилеи великих поэтов, живших в гораздо более отдаленных веках. Но за эти сто лет мир перевернулся; современники Пушкина, если б они могли перенестись в Советскую Россию, почувствовали бы себя не в иной эпохе, а в иной вселенной. По радикальности происшедших перемен столетие после Пушкина длиннее многих столетий до Пушкина. Между человеком петровской и даже допетровской эпохи и современником Пушкина не была нарушена понятная и не диалектическому разуму преемственность времен. Во главе страны по-прежнему стояла самодержавная власть, исконные дворянские поместья находились на тех же местах, иногда во владении тех же родов. Мужик был по-прежнему рабом; его жизнь не была самоцелью, а только средством к беспечальной и беструдовой жизни господ. Между нами же и Пушкиным лег Октябрьский рубеж, а Пушкин для нас все еще не просто огромная историческая величина, не только создатель русского литературного языка, при помощи которого мы еще и сегодня выражаем идеи обновленной социализмом страны, а живой собеседник, волшебник, владеющий секретом в простых, наполненных и очищающих словах давать выход чувствам, волнующим и наше сердце. Есть писатели — звезды первой величины, люди, справедливо относимые к разряду гениев., но слово которых похоже на давно изверженную и застывшую лаву. Мы удивляемся ему, его силе, его страстной напряженности, его напористой, преодолевающей препятствия направленности, но сегодня оно нас не жжет, мы не вливаем в его форму ни наших мыслей, ни наших чувств. Таков Достоевский, например, но не таков Пушкин. Наша действительность неизмеримо богаче действительности, запечатленной в стройных размерах пушкинской поэзии и деловой экономности пушкинской прозы. Орбита умственной и эмоциональной жизни социалистического человека много и много обширнее орбиты человека пушкинской поры. Вот почему мы так жадны ко всякой новой книге, хотя бы частично выражающей в зримых образах громаду уже определившегося, уже сложившегося нового мира. Но Пушкин жив, исполнилось его предсмертное слово. Весь он не умер, — его душа в заветной лире пережила его прах и убежала тленья, слух о нем прошел по всей Руси великой, и назвал его всяк сущий в ней язык, и гордый внук славян, и финн, и тунгус, и калмык. Поэзия Пушкина приобретает резонанс, которого она раньше никогда не имела. Вероятно, и международное значение творчества Пушкина в ближайший исторический период неизмеримо расширится.