Походив, повидав знакомых, Василий надумал уезжать.
Хозяйка мазала у кого-то поблизости дом. К дому подвозили на подводе глину, в комнатах мелькали женские руки, платки. Он через изгородь поздоровался с Валей.
— Ой, боже, какими путями? — чуть не запричитала Валя и выбежала навстречу. — Опять работать?
Подошли еще несколько человек, обступили, стали расспрашивать.
— Как?
— Да ничего. А вы как?
— Да слава богу. Где работаешь? Не женился еще? Ну и правильно, еще успеешь. И уже идешь, так скоро, на какой же ты автобус, на шестичасовой?
Из глубины комнаты сквозь пустые окна смотрела на него Зина, была и удивлена и смущена, вся переменилась, а Василий тотчас потерял интерес к разговору и поспешил закурить. Зина вышла, вяло толкнула дверцу калитки, подала ему испачканную руку. Она была такая же: чуть косящие глаза, сухие твердые губы, худая и на этот раз какая-то жалкая.
— Как это вы к нам… — сказала она тихо, растерянно пряча глаза.
Василий тоже не мог долго смотреть на нее, как будто все что-то знали о них, как будто он приехал специально к ней и теперь вызвал на людях. «Что-то было у нас», — подумал он, соображая, как бы отозвать ее в сторону, боясь, что сейчас она уйдет и окликнуть ее будет трудно. Когда она вслед за другими стала медленно отворачиваться, потихоньку от всех кидая взгляды на Василия, как бы говоря: «Ну ладно, что ж… что ж сделаешь, раз помешали нам люди», — он позвал ее глазами. Она подошла и стыдливо, опять с каким-то намеком на воспоминание, с ожиданием, заранее ей известным, глянула на него.
— Что? — спросила она шепотом, таясь и близко подаваясь к нему.
Василий сказал еще тише:
— Скоро закончишь?
— Да часикам к восьми должна. Уже четыре.
— Бросай. Приходи сейчас.
— Хорошо, — пообещала она шепотом. — Куда?
— Через огород. Спустись в поле. Я буду ждать у кустов.
— Ладно, я сейчас докончу и приду.
— Смотри, я жду. Бросай, и быстрей!
Он пожал ее руку и, отойдя, крикнул, как бы уже прощаясь совсем и чтобы слышали во дворе:
— Привет там передавай.
Она оглянулась, и он ласково ответил ей улыбкой.
«Значит, что-то было между нами тогда, — опять подумалось ему, и вспомнились разные дни и вечера, как переглядывались и не смели. — Значит, и тогда у нее было что-то не ладно. Замужем она или нет? Ах, скорей бы пришла! Сам был виноват. Женщина первой не подойдет, я должен был начать. А сегодня встретил, и один взгляд ее чего стоит, и придет, ах, скорей бы уж!»
Солнце стояло еще высоко.
Василий томился. Он сидел в траве у кустов и думал о ней. Как она выйдет с огорода и появится между тополями, потом незаметно или в открытую будет переходить поле. Он привстанет и позовет ее рукой. Она осмелеет, заспешит к нему и притихнет наедине, стыдясь своего быстрого согласия на это свидание. Он сожмет ее руку, спрячет за кусты и поцелует, и она ни слова не скажет против, потому что знала и раньше, зачем шла. Вверху на улице будут подвозить, ссыпать и месить глину, шлепать раствором по стенам, разговаривать, а Зина утаится с ним здесь, и не скоро ее хватятся. Всякую минуту любой платок он принимал за ее платок, и сердце билось. «Я люблю ее, — думал он, — точно, это я влюбился, увидел и влюбился. Может быть, я ее и раньше любил, только почему-то не вспоминал в городе, как-то забыл о ней, ни с кем не ходил, все намечались дела: то экзамены в техникум, то с работой, то с квартирой. А теперь увидел ее и…»
Прошел час. Солнце уже прилегало к горе. Ее все не было и не было. Что же она там делает? Она должна уже вымыть руки и переодеться. Василий впервые почувствовал, что такое ждать женщину. Он нетерпеливо вставал, курил, вглядывался через поле и, как только между деревьями мелькало по тропе что-то женское, весь застывал: это уже она, ее походка, ее платок. Но женщина шла с ведрами, что-то выливала и уходила. Василий снова присаживался, закуривал и с еще большим волнением воображал, как она теперь идет к нему через поле, все ближе и ближе, все откровенней в движениях, торопясь, а потом с виноватостью встречаясь глазами, как бы говоря: «Ну что? Пришла я… Что теперь делать будем?» — и в то же время все, все понимая, поддаваясь его взгляду. И пусть пропадет еще один день, он не уедет и завтра, зато вечер они посидят в тишине, вдали от хутора, и он скажет ей такие слова, каких никогда никому не говорил, и она будет благодарна, радостна и счастлива с ним. В полночь она проводит его по глухой дороге к автобусу, они пойдут по рассвету в обнимку, пропустят утренний автобус, поскитаются за переправой и перед его отъездом что-нибудь придумают.
Прошел еще час. Ее все не было.
«Боится, что заметят. Да и неудобно бросать работу при всех».
И еще час прошел.
Солнце чуть брезжило из-за горы, когда он поднялся и пошел через поле к дому, где она мазала. Она по-прежнему шлепала ладошкой по стенке и кого-то добродушно ругала. Он подошел ближе. Она заметила. Как только из комнаты кто-то вышел во двор, прыгнула из окна в огород к нему, и они укрылись в тени за деревьями.
— Ну что? — сказал Василий недовольно.
— Что, что! Видишь, еще не управились. Никак нельзя уйти. Еще часок подожди.
— Бросай, бросай все! — повторял Василий, злясь, что получается не по его и эти разговоры, лишние ожидания перебьют то неожиданно тайное, о чем он думал недавно внизу. — Что они, без тебя не справятся?! Бросай, слышь?
— Сейчас.
— Не забыла, куда приходить?
— А куда?
— Прямо вниз, я тебя позову. С огорода и прямо вниз. Через поле.
— Ну иди, а то заметят.
И еще прошел час.
Стало совсем темно, над хутором мягко светлела полоска звезд. Василий то бродил от куста к кусту, то выходил на середину поля и жег спички, чтобы Зина издалека заметила место и не повернула назад. Пока он ходил по полю, ему показалось, что она уже там и ждет его, вдруг да и прошла стороной! Сердце его стучало, он так ждал ее, такая была темная и теплая ночь, и оставаться в ней одному было обидно.
«Она меня не найдет! — испугался Василий. — Не найдет, ляжет спать, и я так и не увижусь с ней. А домой к ней стучаться неудобно, да и вдруг она уже замужем, чего бы иначе таиться?»
Он загрустил, потом всколыхнулся, побежал наверх в хутор, надеясь отыскать ее. На улице играли ребятишки. Василий не знал, где она сейчас живет.
— Мальчик! — окликнул Василий. — Иди сюда. Где тетя Зина живет?
— Какая?
— Тетя Зина, не знаешь? Она дом купила.
— А-а! В конце. Спуститесь вдоль горки — и крайний дом ее, пониже.
Окна ее дома были завешены тряпицами, на дверях чернел замок.
«Значит, она все еще там или уже пришла, ждет в поле».
Он снова побежал в поле, царапаясь о ветки и чуть не падая от путавшейся в ногах ботвы. Нигде ее не было. Он хотел крик-путь и не крикнул: «Зинка, милая… где же ты?»
— Мальчик! — снова обратился он в хуторе. — Ты не видел, тетя Зина не проходила?
— Она мажет.
— Позови ее, будь добр.
— Ой, замучился я с вами. Вчера позови, сегодня позови.
«Бегаю, как дурак, а у нее, наверно, кто-то есть. Что ж, так и ждала, что ли… подумаешь, переглядывались… больше ничего такого и не было».
Мальчишка убежал вверх по улице. Василий прислонился к ограде под ветвями и ждал его вместе с ней.
— Нету ее! — прибежал мальчишка.
— Где же? Ты спросил, где она?
— Ушла.
— А не врешь?
— Хм… — засмеялся мальчишка. — Надо мне врать еще.
«Нету… — отчаянно и как-то слабо подумал Василий. — Где же она? А вдруг в поле? А вдруг она обманула, посмеялась надо мной? — И вспомнил ее заговорчивые глаза и шепот у дома. — Неужели у нее кто-то есть? Ничего не пойму. Как она смотрела, а! И что-то пережила она за это время. Что ж ты не пришла, а? Ну где ты сейчас? В поле, в поле!»
Впотьмах, не разбирая дороги, запинаясь, он перебежал огород, зажег папиросу, ходил по полю и кричал несколько раз:
— Зи-ина-а!
Как хотелось найти ее!
— Зи-ина-а-а!
Нет. Не слышит. Хоть бы шорох. Хоть бы смутная тень.
Нет. Никого. Крикнуть еще? Бесполезно.
— Зи-ина-а-а!