Всего в Германию было послано несколько сотен советских офицеров, чтобы организовать и возглавить германские военные формирования. Назначенные на свои посты, эти люди, маскируясь разными способами, докладывали обо всем своему русскому руководству и резидентам Коминтерна в русском посольстве[64]
Отборные группы из армейской разведки прибыли в Берлин, Эссен и Лейпциг. Среди них были молодой Вальтер Кривицкий, который впоследствии дезертировал из советских органов. Потом Кривицкий сообщил, что план включал создание в Германской коммунистической партии разведывательной службы, которая должна была работать под руководством Разведупра Красной Армии. Военным формированиям отводилась роль ядра будущей германской Красной армии, а перед спецслужбой ставилась задача подрывать моральное состояние людей из рейхсвера и полиции[65].
Операция провалилась уже в октябре. Забастовки и восстания сорвались, армия осталась верной правительству, и революция, которая выразилась только в восстании в Гамбурге, была легко подавлена. Русские советники бесславно вернулись домой.
Советская военная разведка извлекла уроки из неудач 1923 года, и в Германии появились новые агентурные сети, опиравшиеся в своей работе на помощь со стороны когорты молодых подпольных лидеров: Киппенбергера, Цайссера, Илльнер-Штальмана, Зорге и других.
Но в одном отношении дорогой эксперимент 1923 года не прошел напрасно. Имеется в виду военная разведка. В. Г. Кривицкий пишет: «Когда мы увидели крах усилий Коминтерна, то сказали: давайте сохраним от германской революции то, что можем. Мы взяли лучших людей, подготовленных партийной разведывательной и агитационной службой, и использовали их в советской военной разведке. На руинах коммунистической революции мы построили в Германии для Советской России блестящую разведывательную службу, предмет зависти других стран».[66]
Германия могла дать многие сотни секретных данных, которые были бы очень ценны для возрождающейся военной промышленности России. Цели французской и советской разведок в Германии часто совпадали, и бывало так, что немецкая полиция не могла понять, на кого работает пойманный ею шпион: на Францию или на Россию? Однако через несколько лет советские спецслужбы опередили французов, и в начале тридцатых годов подавляющее большинство случаев промышленного шпионажа, вскрытых в Германии, было делом рук советских разведывательных органов.
С 1928 года, когда началась эра его пятилетних планов, Советский Союз вступил на путь индустриализации, которая была равносильна милитаризации. Германия оказалась самой близкой и наиболее логичной страной для наблюдения за методами перевооружения промышленности. Все, что можно было сделать легальным путем, — это пригласить германских инженеров и советников для работы на советских заводах, предоставить Германии некоторые концессии, однако отдача от этого была слишком ничтожна по сравнению со сталинскими ожиданиями и проектами. Само собой разумеется, единственным решением было наращивание разведывательных операций, поэтому главное внимание было направлено на химическую индустрию, стальную и металлургическую промышленность («Крупп», «Рейнметалл», «Борзиг», «Маннесманн» и другие), электротехническую отрасль («Сименс», «Телефункен», АЕГ) и самолетостроение.
Особый интерес вызывали научные исследования, прежде всего в Институте кайзера Вильгельма и авиационном исследовательском институте, где возникали, проверялись и внедрялись новые идеи. Там нашлось много людей, которые симпатизировали советской власти и были согласны помочь ей. Нередко Москва узнавала о новых немецких изобретениях еще до того, как они шли в серийное производство в Германии.
Германская индустрия пыталась пресечь промышленный шпионаж своими силами. Пионером в этой области была «И. Г. Фарбен», которая учредила в Леверкузене специальный отдел под руководством нескольких опытных детективов. Скоро к ним присоединился Совет германской промышленности, который оценивал потери от промышленного шпионажа в 800 миллионов марок в год.[67] Однако их попытки успеха не принесли, может быть, потому, что советский разведывательный аппарат внедрил девушку-секретаря в тот самый отдел, который был создан для борьбы с ним.[68]
64
Ruth Fisher,
65
W. G. Krivitsky,
Феликс Нойман, немецкий коммунист, который позже вступил в нацистскую партию, играл заметную роль как конфиденциальное лицо в Берлине, связанное с советскими руководителями. Э. Волленберг сообщает о нём (D papers, b 230; D papers, XYZ 93):