– Наденька, опять кто-то в газон насгал! Сколько газ я говогил: не пускать этих ходоков!
(1970 г.)
– Скажите, Яков Михайлович*, пгавду говогят, будто Феликс Эдмундович в остгоге онанизмом занимался?
– Что вы, Владимир Ильич, он там "Капитал" изучал!
– И напгасно, батенька мой, напгасно! Агхизанятнейшая штучка, доложу я вам. И заметьте: совегшенно не отвлекает от геволюционной габоты! Только, гади Бога, не говогите Надежде Константиновне – кгистальной души человек!
(1970 г.)
(* Свердлов)
– Как я женился? Ну, была сходка, ну, там водочка, селедочка. Вдруг кто-то кгикнул: "Жандагмы!" Все попадали – кто на кого, а я – на Наденьку.
(1970 г.)
Картина "Ленин в Польше". Из шалаша торчат две пары ног.
Экскурсовода спрашивают:
– Это как будто ленинский шалаш в Разливе?
– Совершенно верно.
– А что за ноги?
– Феликса Эдмундовича и Надежды Константиновны.
– А где же Ленин?
– А Ленин в Польше.
(1970 г.)
– Давайте выпьем, Владимир Ильич!
– Нет, батенька мой, больше не пью. Помню как-то в апгеле нализались, занесло нас на Финляндский вокзал, взобгался я на бгоневичок и такую хегню понес – до сих пог стыдно вспоминать!
– Все работаете, Владимир Ильич. Отдохнули бы, поехали бы за город. С девочками.
– Вот именно, батенька мой, с де-воч-ка-ми! А не с этой политической пгоституткой Тгоцким!
(1970 г.)
Резинотрест прислал Ленину два пакета первых выпущенных в Союзе презервативов. Первый пакет Ленин оставляет себе, второй велит раздать трудящимся. Один презерватив он вынимает из пакета, прокалывает и говорит: "А этот отдайте этой пгоститутке Тгоцкому!"
Беседуют две подруги.
– Ну, чего пригорюнилась? Не в одной красоте дело. Вон Крупская Надежда Константиновна. Уж такое мурло… А какого парня отхватила!
(1970 г.)
Ленин спрашивает у Дзержинского:
– Занимались ли вы, Феликс Эдмундович, онанизмом?
– Нет, не пробовал.
– Ни в тюгьме, ни в ссыпке? Как же так, батенька? Агхипгиятная вещь. Вы обязательно попгобуйте. У вас получится.
Дзержинский, утомившись после бессонной ночи в ЧК, прикорнул на стуле. К нему тихонько подкрался Ленин – хлоп по кумполу. Тот встрепенулся:
– А!?
– Хег на! Пговегка революционной бдительности!
Старый большевик делится воспоминаниями о Ленине: – Дело было на Втором съезде партии. Захожу я, простите, в туалет, а наш великий вождь стоит этак скромно в сторонке и справляет малую нужду. А глаза у него такие добрые, такие добрые! Таким он мне и запомнился.
(1970 г.)
Из воспоминаний Надежды Константиновны Крупской (для детей).
– Дорогие дети! Всем известна великая доброта Ленина, Вот я вам расскажу такой случай. Однажды Владимир Ильич решил побриться, а рядом маленький мальчик стоял. Ленин бритвочку точит, а сам на мальчика поглядывает. Вот Ленин побрился, кисточку вымыл и опять бритвочку точит, на мальчика поглядывает. Потом бритвочку вытер и… положил ее в футлярчик. А ведь мог бы и полоснуть!
(1970 г.)
Приходит к Ленину крестьянский ходок.
– Здгавствуйте, товагищ ходок, садитесь! Вы, конечно бедняк?
– Да вот, Владимир Ильич, вроде бы и нет. Лошадь есть у меня, есть.
– Ага! Стало быть, товагищ вы – сегеднячок?
– Да как сказать, Владимир Ильич… пока сыт и дети сыты, обуты, так что да… Две лошади у меня, вот как.
– Так, так! Вы, стало быть, товагищ, кулак?
– Да и то сказать, Владимир Ильич, щи каждый день, да, дети вот одеты, так что и мужики иной раз и скажут: да ты, говорят, Афанасий, кулак!
– Ага! Стало быть, кулачок! Гм. Так, так, так. Однако кулачок! Две лошади, так, так, дети обуты, так, так. Гм. Феликс Эдмундович! Гастгеляйте, пожалуйста, товагища.
– Владимир Ильич, уже обед. После обеда расстреляем.
– Нет, сейчас. Непгеменно до обеда. А обед отдайте голодным детям!
15. СТАЛИН
Сталин – фигура зловещая и устрашающаяся, не вызывающая юмористических ассоциаций. Но советский политический анекдот имеет удивительную способность издеваться над самыми страшными явлениями действительности. Там, где немыслим юмор, на помощь приходит мрачный сарказм, препарирующий самые кровавые события современности.
В те годы, когда собирались наши анекдоты (1950-е-1980-е) Сталина в живых уже не было Но еще имели хождение множество старых анекдотов, выражавших общий страх перед ним и народное неприятие его культа, росшего от года к году, особенно в конце его жизни.
Понимание уникального злодейства Сталина возникает в народе уже в 1920-х годах и остается неизменным до его смерти. Не обнаруживая поводов к смеху в зловещей фигуре самого Сталина, анекдот издевается над тем отношением к нему, которое высшие партийцы, его окружавшие, навязывали всему народу, причем навязывали внешне весьма успешно. Авторы анекдотов не поддались гипнотическому воздействию культа Сталина и реабилитировали своим злым смехом народ, создавший и сохранивший эти беспощадные миниатюры.