Оперативные и оперативно-боевые методы давно известны, здесь нет никаких секретов. А вот поиск исполнителя — это искусство разведчика. Исполнителя на острое дело может послать лишь тот человек, к которому исполнитель испытывает почти безграничное доверие. Разумеется важен конечный результат. Мне приходилось действовать через человека, который был и моим агентом, и другом, и даже единомышленником. Агентурный псевдоним у него был “Саид”. Упомянутые мною мои фактически являлись его крестниками, это он их завербовал. Сам “Саид” когда-то учился в Ташкенте, стал инженером ирригационных систем, потом стал муллой, и — что важно — у него было много связей среди афганской интеллигенции.
Но как-то раз он “прокололся” и рассказал душманам об исповедях двух наших агентов, которых, естественно, тут же бандиты поставили к стенке. Я сыграл на этом. Я сделал из “Саида” вербовщика и, как говорят в разведке, “групповода”. Он согласился работать только со мной. Тонким местом нашей беседы был его вопрос — знаю ли я, что такое “Пуштунвали”. Нам этого в разведшколе не преподавали, и я сделал глубокомысленную мину при плохой игре. Увидев мое затруднение, “Саид” объяснил, что “Пуштунвали” — это кодекс чести пуштунов и его очень волнует, не будет ли он нарушать этот кодекс, работая с “неверным”. Мгновенно уловив ситуацию, я ответил, что в жизни также руководствуюсь кодексом чести советского офицера. “Саид” задумался и согласился, что эти кодексы чем-то похожи друг на друга. И стал со мной работать.
Впоследствии “Саид” неоднократно помогал мне в трудных оперативных ситуациях. Был у меня друг в Афгане — майор Юра Очкин, которого все любили за искренность, ум, всегда хорошее настроение. Он был “старшим на рейде” в аэропорту Джелалабада по линии военной контрразведки. Целыми днями он принимал и отправлял из аэропорта массу всякого народа, а в свободное время любил рисовать портреты своих друзей и дарить их им на память. Мы тогда дислоцировались в Самархейле, что в 14 километрах от аэродрома. Вся комната Юры была увешана фотографиями друзей, среди которых выделялась одна в багетовой рамке — свадебная, с двумя малолетними детьми. Семья Юры жила в Одессе, куда он собирался ехать после окончания контракта. А срок у нас истекал одновременно, и мы хотели даже уехать вместе. Тем более что замена к Юре Очкину уже приехала, и старший лейтенант уже принял у него дела. Юра позвонил мне и предложил “обмыть” с друзьями-“каскадерами” свой отъезд и заодно познакомить своего подменщика с моими ребятами, которые часто “работали” в аэропорту Джелалабада. Наше прощание затянулось до вечера, а майор Очкин отказался от сопровождающего БТР. Как я просил Юрку остаться, сердце чуяло беду! Но Юра сослался на необходимость рано утром проводить борт со своим багажом и, радостный и довольный, вскочил на пассажирское сиденье своего УАЗика. Через полчаса наша дежурная служба зафиксировала выстрел из РПГ-7, и через пять минут я уже мчался с “каскадерами” на двух БТРах к аэродрому. На седьмом километре в дубовой рощице, прижавшейся к дороге, я увидел обгоревший остов УАЗика майора Очкина. Тело моего друга лежало в кювете, видимо, он успел выпрыгнуть из горевшей машины, а старший лейтенант с простреленной головой сидел за рулем, устремив тусклый взгляд вдаль за горизонт, в сторону Родины.
Я закрыл ему глаза и пошел к Юре. Я стоял над телом друга, полуобгоревшая рука которого сжимала в последнем броске спусковой крючок автомата… Через два дня он должен был увидеть жену и детей!.. У меня не было слез, комок сдавил горло и больно тянул книзу.
На следующее утро я выехал к “Саиду”, который только увидев меня, сразу понял — что-то случилось… Я рассказал “Саиду” о постигшем меня горе и попросил: “Сделай так, чтобы головы бандитов, расстрелявших майора Очкина, принесли в ХАД. Твоя “Пуштунвали” и мой кодекс офицерской чести к этому нас обязывает. Я не могу их достать, так как мне предписано убыть завтра на Родину”.
“Саид” молча кивнул и пожал мне руку. Я улетел на следующий день в Москву, а через две недели агент “Саида”, работавший речным переправщиком, вычислил и ликвидировал главаря банды, убившей Юру Очкина. Подтверждение этому в Москву прислали уже ребята из спецназа “Омега”, заменившие нас в Афганистане в апреле 1983 года.
К сожалению, “Саид” отказался работать с другим оперработником».