Ясно, что слепая сила идеологии, логика власти (личной и имперской), а также одержимость секретностью не были монополией советского «пропагандистского государства», хотя последнее действовало весьма эффективно, служа интересам партийных охранителей в ущерб интересам страны. Но когнитивные способности есть у всех систем. Холодная война, подтолкнувшая появление инноваций в нескольких сферах технологии, многое упростила, и в этом отношении Запад, без сомнения, действовал безупречно.
Кроме того, Запад, включая США, был обременен так называемым комплексом безопасности, где огромная роль принадлежала спецслужбам с их образом мышления. При исполнении служебных обязанностей позволено все, включая проведение всевозможных секретных операций, игры с криминальными и полукриминальными военными формированиями, обнаружение и подрыв коммунизма везде и повсюду, подкуп СМИ и проникновение в общественные организации...
Одержимость проблемой безопасности принесла вред демократическим институтам, поощряя рост внутренних антидемократических сил, работавших на подрыв американской демократии. И тот факт, что сталинизм с его террором и «охотой за ведьмами» был еще хуже, приносит мало облегчения. Даже тень подобия двух систем, сама возможность такого развития событий представлялась опасностью для свободы, обуславливая «боевой дух» и предполагаемые ставки этого великого состязания[0-1].
Несмотря на вклад истинных ученых, преданных делу исследователей, представления о советской системе в значительной мере диктовались идеологическими и политическими реалиями биполярного мира. Общественное мнение подталкивали в заданном направлении путем массированного распространения идеологем, сформулированных правительственными агентствами, СМИ и журналистами, без малейшей оглядки или желания подкреплять свои слова аргументами и фактами. В то время как проблемы других стран и их истории были открыты для дискуссии, когда очередь доходила до Советской России, тут же появлялся некий «общественный дискурс», основанный на глубоко укоренившихся и непроверенных предубеждениях.
Не принимая в расчет односторонние взгляды на злодеяния в области пропаганды, мы хотели бы обратить специальное внимание на ограниченность методологии. Любое объективное исследование, опиравшееся на тот или иной научный метод познания, постоянно сталкивалось с тенденциозными представлением и идеями, распространенными среди народа и тех, кто отвечал за формирование общественного мнения. Эти идеи включали в себя:
• сужение взгляда фигурами вождей и органами правительства как на главных силах, управляющих историей, в то время как их следовало сделать объектом исследования, изучить их роль и последствия действий;
• установку на «недемократический строй» как единственно возможную позицию для изучения СССР. В итоге «изучение» сводилось к бесконечному перечню проявлений отсутствия демократии и превращалось главным образом в рассуждения о том, чем СССР не был, а не о том, чем он на самом деле являлся. Между тем следует помнить, что демократия далеко не единственная политическая система на нашей планете. Другие системы принято изучать и осмысливать, исходя из их реальных особенностей;
• недостаточное внимание к историческому контексту, в рамках которого действовали и сознавали себя лидеры большевистской и коммунистической партий. Игнорирование историзма - распространенная и, пожалуй, самая удручающая из возможных ошибок, потому что человек совершает действие не на пустом месте, не создает мир из ничего и не является deus ex machina.
Даже о В. И. Ленине нельзя сказать, что в 1916-1917 гг. он бросился разрушать якобы здоровую, бурно развивающуюся страну. Наоборот, он (как и миллионы людей), столкнувшись с миром, который в буквальном смысле находился в состоянии разрухи и дезинтеграции, начал действовать без каких-либо гарантий успеха, чтобы противостоять текущим и надвигающимся катастрофам. Можно привести и еще один пример, который также проясняет важность контекста. Речь о мировом экономическом кризисе 1930-х гг., который крайне важен для понимания престижа Советской России, поскольку в глазах многих людей «узаконивает» сталинизм.
Вторая мировая война приподняла завесу над массовыми сталинскими репрессиями в тот самый момент, когда власть режима уже подтачивали внутренние болезни.
[0-1]
National Insecurity: US Intelligence after the Cold War / ed. by Eisendraht C. Philadelphia, 2000. P. 8-9.