Услышав знакомый звук, Мюррей обернулся.
– Кошмары мучают? Горел?
– Нет. В плену был.
– Долго?
– Нет. Обменяли. – Парня передернуло. – Сволочи. Глаза закрою, и все рожи косоглазые вижу.
– Попробуй перед тем, как закрыть глаза, постучать по лбу.
– Сам пробовал? – недоверчиво спросил Сильвестр.
– Пробовал. – Мюррей кивнул, – становится лучше.
Макарони постучал костяшками по лбу и прикрыл глаза.
– Не помогает.
– Крепче стукни.
Сидящие рядом пассажиры с недоумением посмотрели на них. А Макарони и Мюррей одновременно стукнули себя кулаками в лоб, закрыли глаза и откинулись на спинки кресел. И с наслаждением отвернулись друг от друга.
Их самолет, дозаправившись в Лос-Анжелесе, взял курс на Детройт. Вылетели они утром, провели короткую ночь в самолете, и утром следующего дня были в аэропорту назначения. Военное ведомство послало к ним встречающего и небольшой автобус, бывших вояк не хотели выпускать в широкую публику. По всей Америке прокатились волны демонстраций протеста против вьетнамской войны. Эксцессов боялись и старались упрятать ветеранов подальше от глаз. Оказалось, что таких отставников в самолете было еще трое, все они в гражданском, только Мюррей, которому еще предстояло лечение в военном госпитале, носил форму. Тяжело опираясь на трость, он пошел к стоянке, сопровождаемый огромным чернокожим сержантом. Остальные молча шли за ними.
Макарони вместе со всеми сел в автобус, и они поехали. Он с восторгом смотрел на поток машин, суетливо бегущих по автостраде, и радовался. Вокруг стоял не жуткий зеленый лес, а высотные дома. Вокруг были люди и самая совершенная в мире страна Америка.
Основной поток машин свернул в сторону, а автобус в тонком ручейке машин начал пробираться по улицам. Сначала двигались быстро, затем движение встало.
– Что такое? – удивился чернокожий сержант, сидевший за рулем.
Тем временем машины впереди начали разворачиваться и отъезжать в противоположном направлении. На дороге показались двое полицейских. Они подходили к водителям, что-то говорили им, и машины отъезжали.
– Что случилось? – сержант высунулся из окна.
– Разворачивайтесь! – полицейский махнул рукой, – дальше не проедете. Там демонстрация будет.
– Какая демонстрация?
– Гомосексуальных меньшинств. Тьфу, и не выговоришь. Толпа подростков собралась.
– Как же мэрия разрешила?
– Они не разрешали. Подойдет подкрепление, будем разгонять.
– А… – протянул сержант. – Только мне здесь не развернуться. Я до перекрестка доеду, и назад.
Полицейский с сомнением оглядел автобус.
– Они уже на подходе. Займут улицу, и вам не выбраться.
– Я быстро.
– Ну, давай, – согласился полицейский, – развернешься, и назад. Там пока еще свободно.
– О’k!
Сержант вывернул за угол и увидел, что на площади собралось уже много людей. Он притормозил, пытаясь свернуть хотя бы на соседнюю улицу, но толпа качнулась, и автобус встал.
– Все, влипли – сержант сплюнул.
Макарони расширенными глазами смотрел на давно забытую, шумную, веселую и слегка пьяную толпу сверстников.
– Встали? – спросил он у сержанта.
– Наглухо.
Макарони откинул люк в потолке, подтянулся и вылез на крышу. Он уселся поудобнее, свесил ноги с автобуса и стал наблюдать. Внезапно толпа закричала, засвистела. На площадь выехал грузовик с установленным на нем микрофоном, а за ним хлынула сплошная людская толпа. Прямо за грузовиком шла кучка девиц, одетых в зеленые комбинезоны и в строительные каски, раскрашенные во все цвета радуги, с прилепленными сверху пластмассовыми рогами. Рядом вышагивали пузатые молодые люди. Некоторые из них были гладко выбриты, но с огромными копнами взлохмаченных волос на голове. Другие, наоборот, утопали в огромных бородах и блестели гладкими затылками. И все, как один, были обуты в огромные шнурованные ботинки. За ними шли еще демонстранты, неся плакаты с огромными надписями «Мир» и нарисованными черно-желтыми лицами.
Макарони вгляделся в толпу и не поверил своим глазам. Там шли девушки в клетчатых рубашках, драных джинсах и накидках, которые при ближайшем рассмотрении оказались парнями с густо подведенными глазами и накрашенными губами. Там же шли коротко стриженые парни с сигаретами в зубах, в белых рубашках, под которыми явственно проступали груди. Все они поминутно обнимались, целовали друг друга в губы и задорно смотрели по сторонам. Над толпой появились плакаты: «Свободу голубым», «Не хотим битв, хотим секса», «Долой войну, будем делать любовь».