– До революции, – отчим наставительно поднял заскорузлый указательный палец, – все решали родители. А молодые друг друга до свадьбы и не видели.
– Папа, – спокойно отвечал Кашечкин, – ведь не при царе живем. При социализме живем!
–Да, – кивнул отчим, – при социализме.
Неожиданно в дверь постучали, и в проем просунулась голова дяди Сережи, который, видимо, уже принял с устатку.
– Там это, телефон! – произнес он после некоторой паузы.
– Кого, меня к телефону? – мать привстала.
– Нет, его! – сосед сделал неопределенное движение головой и с грохотом захлопнул дверь.
– Иди, отец, поговори. Кто это тебя в такое время?
– А, небось с завода. Случилось у них там что, выйти в смену попросят. Не пойду! – Он мотнул головой и вышел.
Не было его довольно долго. Мать успела дать сыночку пару пирожков к супчику и пояснить, что вкусно готовить и содержать хозяйство может только хорошая жена. Они с отчимом, мол, добра ему желают, и жаль, что он еще не познакомил их со своей девушкой. Кашечкин молча жевал.
Дверь распахнулась, и на пороге появился отчим, неожиданно протрезвевший.
– Это не меня. Это его хотели. – Он показал на Кашечкина и добавил: – Это ее отец!
– Что? – Кашечкин вскочил.
– Сиди, – вяло махнул отчим и снова сел за стол, – я уже поговорил. Как отец с отцом!
– О чем? – хором спросили мать с сыном.
– О детях! Я сказал, что безобразия не допущу! И готов поговорить с ним с глазу на глаз!
– А он?
– А он сказал, что через десять минут приедет.
– Куда? – охнула мать.
– Сюда! – отчим грохнул кулаком по столу, – на солидный мужской разговор.
– Ахти! – мать всплеснула руками. – У меня и стол не прибран! Живо убирайте грязные тарелки, несите чистую посуду. Хлеб, хлеб нарежьте!
– И выпить! Водки мало, пойду схожу! – отчим начал поползновение к двери.
– Сиди! – одернула его мать. – Сам заварил кашу, сам ее и расхлебывай.
– А водка? – отчим смирно уселся на стул.
– У меня есть. Специально заначку спрятала!
– От меня? – удивился отчим.
– А от кого же? Пол-литра беленькой.
Мать схватила тарелки и кинулась на кухню. Отчим, кряхтя, полез в буфет за посудой. Кашечкин взял нож и пошел на кухню, вслед за матерью, резать хлеб.
– Мама, я хочу тебя предупредить, – Кашечкин достал батон. – Ее отец очень строгий человек!
– Породнимся, узнаем!
– Мама, он уже выгнал двух женихов.
– Ты не рассуждай, а неси тарелки!
Мать сунула ему в руки кастрюлю с горячей картошкой, обмотанную полотенцем. Кашечкин, вздохнув, понес ее на стол. И тут раздался звонок в дверь.
– Иди! Это он пришел. – Отчим так и сидел за столом перед горкой чистых тарелок.
Кашечкин дрожащими руками отпер. На пороге стоял высокий сухощавый человек в добротном гражданском черном пальто и полувоенной каракулевой папахе.
– Кашечкин Василий здесь проживает? – ледяным голосом произнес человек и пристально оценил Кашечкина холодными серыми глазами. Не дожидаясь ответа, он шагнул через порог, так, что Кашечкину пришлось посторониться, сдвинул головные уборы, лежавшие на полке, и на освободившееся место водрузил свою папаху.
– А вы – полковник Акиньшин? – спросил Кашечкин, слегка растерявшись.
– Да. Но в данный момент исполняю не воинский, а отцовский долг. А ты и есть Василий Кашечкин?
– Да, – ответил Василий.
– Очень хорошо. – Полковник повел плечами и скинул пальто прямо ему на руки. – Повесь, будь добр. И где же твои родители?
– Здесь. – Вася показал на дверь комнаты.
Полковник тщательно вытер ботинки о половик, лежавший в коридоре, и без стука вошел в комнату.
– Здравствуйте. Вы отец Василия?
– Почти! – отчим встал и расплылся в улыбке. – Только я не отец, я отчим. Романов Иван, с вашего позволения! Прошу к столу!
– Полковник Геннадий Акиньшин. – Полковник протянул отчиму руку.
– Очень рад, очень рад знакомству. Пехотный старшина Романов! А вы какого рода войск, товарищ полковник?
– Военная разведка. Ну, и как мы будем жить?
– Во! – отчим развел руками, показывая на стол. – Водка есть. Вот огурчики соленые, вот картошечка, вот селедочка. А вот и водочка, если хотите.
В комнату вошли Василий с матерью.
– Ну, наливай, старшина! – кивнул полковник. – И знакомь с хозяйкой и с сыном.
Отчим торопливо назвал мать и Василия по именам, разлил водку по четырем рюмкам и тут же выпил. Полковник тоже выпил, с хрустом закусил огурцом.
– Во, вишь, как все здорово! – первым нарушил молчание отчим, обращаясь к Кашечкину. – А ты боялся. Да у нее мировой отец.